– Это колонна Нельсона? – Мать ткнула пальцем, спутники ее посмотрели на памятник.
– Она самая, – ответил Смут. – Откуда ты знаешь?
– Я училась не в амбарной школе. К твоему сведению, я умею расписываться. И считать до десяти. Колонна-то красивая, правда?
– Груда старых камней, знаменующих очередную победу англичан, – сказал Смут, не обратив внимания на подначку. – По мне, так этого засранца надо отправить восвояси. Уж двадцать с лишним лет, как мы добились независимости, а этот норфолкский мертвец по-прежнему с высоты следит за каждым нашим шагом.
– По-моему, с колонной город краше, – сказала мама только ради того, чтоб позлить Смута.
– Ага, как и с тобой.
– А то.
– Ну флаг тебе в руки.
В тот раз мать не разглядела памятник вблизи, поскольку путь их лежал в другую сторону – по Уэстморленд-стрит мимо парадных ворот Тринити-колледжа, под аркой которых толпились юные красавцы в нарядных одеждах. По какому праву они там, куда ей дорога навеки заказана? – завистливо подумала мама.
– Скопище паршивых задавак, – сказал Шон, проследив за ее взглядом. – И все, конечно, протестанты. Джек, ты с кем-нибудь из них знаком?
– Со всеми абсолютно, – ответил Смут. – Каждый вечер на совместных ужинах мы пьем за здоровье короля и воспеваем великого Черчилля.
Мать почувствовала, как в ней закипает досада. Она не напрашивалась, Шон сам пригласил пожить у них, мол, христианское милосердие и все такое, вроде обо всем договорились, так чего Смут злится? В конце Графтон-стрит они свернули направо и оказались на Четэм-стрит, где Смут подошел к маленькой рыжей двери, соседствовавшей с пабом, и достал из кармана медный ключ.
– Слава богу, хозяин, мистер Хоган, тут не живет, – сказал он. – По субботам он забирает квартплату, но в дом не заходит и говорит только о чертовой войне. Он за немцев. Хочет, чтоб они отыгрались. Якобы было бы справедливо, если б англичанам переломили хребет. «Ну а кто стал бы следующей жертвой?» – спрашиваю я долбаного кретина. Мы бы и стали. К Рождеству маршировали бы гусиным шагом по Генри-стрит и, вскинув руки, орали «хайль Гитлер». Теперь до этого, конечно, не дойдет, тем более что заваруха почти закончилась. – Смут посмотрел на маму и добавил: – Между прочим, за квартиру я плачу три шиллинга в неделю.
Мать намек поняла, но промолчала. В неделе семь дней, стало быть, пять пенсов в день. За три дня – пятнадцать пенсов. Что ж, это по-божески, решила она.
– Фото за пенни! – выкрикивал парень с фотоаппаратом не шее, появившийся на улице. – Фото за пенни!
– Шон, смотри! – Мать дернула его за рукав. – В Голине у одного отцова приятеля был фотоаппарат. Ты когда-нибудь фотографировался?