В дверь постучали, и в ризницу просунулся лучезарно улыбающийся священник:
– Невеста готова, молодые люди.
Мой несколько растерзанный вид лишь слегка пригасил его улыбку. Я умоляюще взглянул на Джулиана, но тот отвернулся и шагнул к выходу.
– Давай-ка причешись, – бросил он. – Не забывай, где ты и зачем ты здесь.
На долгие годы это были его последние слова ко мне.
Три часа спустя в баре «Подкова», что в отеле «Шелбурн», я, теперь уже почтенный супруг, вел светскую беседу с президентом Ирландии Имоном де Валерой. Его приход на торжество стал невероятной победой Макса, чья одержимость высшими слоями общества в последние годы уже отдавала патологией. Собственно венчание великий человек не посетил, сославшись на безотлагательность визита к мозольному оператору. Здесь же был экс-премьер-министр Джек Линч, державшийся подальше от Чарльза Хоги, который, заняв позицию у стойки бара, жутко смахивал на ярмарочную фарфоровую статуэтку, что медленно покачивает головой и взглядом обводит комнату, словно выбирая малолетнюю жертву для растления. Спорт был представлен Джимми Дойлом из Типперэри, шестикратным чемпионом Ирландии по хёрлингу, литература – Эрнестом Геблером и Д. П. Данливи[40]; за угловым столиком Розалин, новая жена моего приемного отца, липла к актрисе Морин О'Харе[41], которая вежливо улыбалась, но поглядывала на часы, явно выжидая удобного момента, чтобы попросить распорядителя вызвать ей такси.
Я почти не слышал президента, ибо внимание мое было поглощено Джулианом, который стоял рядом с беспокойно озиравшимся архиепископом Райаном, в то время как одна из подружек невесты всеми силами пыталась его разговорить. В иных обстоятельствах он бы уже напропалую заигрывал с ней (в смысле, Джулиан, не архиепископ), раздумывая, трахнуть ли ее по-быстрому перед застольем или немного погодить и сыграть в соблазнение, но сейчас казался совершенно равнодушным. Всякий раз, как взгляды наши пересекались, в глазах его я читал разочарование и убийственную решимость, и он тотчас отворачивался, чтоб заказать очередную выпивку. Безумно хотелось отвести его в сторонку и объясниться, но я понимал, что это бессмысленно. Никакими словами не вымолить прощения, не оправдать свои поступки. Наша былая дружба почила.
Наконец мне удалось отделаться от президента, красочно живописавшего свои мозоли, и я огляделся в поисках тихого уголка, где смог бы заколоться шпажкой от канапе. Но куда бы я ни сунулся, всюду натыкался на кого-то из трех сотен гостей, в массе своей мне совершенно незнакомых, и каждый хотел пожать мне руку, а также уведомить, что я приговорил себя к пятидесяти годам безуспешных попыток удовлетворить свою женушку.