– Но дружеское лицо…
– С чего ты взял, что у тебя дружеское лицо? По правде, твоя физиономия всегда казалась мне кислой. Над этим тебе стоит поработать.
– Хорошо, знакомое лицо.
– Наверняка он обзавелся кучей знакомств. – Мод прикурила сигарету. – Говорят, в тюрьме очень развито чувство локтя. Я думаю, Чарльз там как рыба в воде. Раньше он всегда легко сходился с чужаками. Нет, о твоем визите не может быть и речи. Я этого не допущу.
Тогда в тюрьму я так и не съездил. Но теперь, когда Чарльз опять оказался за решеткой, а я дожил почти до пятидесяти лет, ничье разрешение мне не требовалось. Получив пропуск, я с нетерпением ждал возможности посмотреть, как живет уголовный элемент.
Утро выдалось славным. Из-за увечной ноги я уже не мог ходить на большие расстояния, но сейчас решил, что этот путь я одолею, и, сняв костыль с крючка у двери, вышел на улицу. По Пирс-стрит я дохромал до моста через Лиффи и перебрался на О'Коннелл-стрит, держась, как обычно, ее левой стороны, дабы не приближаться к универмагу Клери, где некогда я стал невольной причиной гибели Мэри-Маргарет Маффет и усердного полицейского-гомофоба. Разумеется, колонна Нельсона давно сгинула. После того как ИРА сбросила адмирала с пьедестала, остатки сооружения снесли управляемым взрывом, так неумело подготовленным, что ущерб от разлетевшихся магазинных витрин по О'Коннелл-стрит составил тысячи фунтов. Но воспоминания мои были живы, и освежать их не хотелось.
Я миновал «Центр ирландских писателей», где недавно присутствовал на вечере в честь выхода книги Игнаца, четвертой и последней в невероятно популярной серии о путешествии во времени словенского мальчишки, захватившей детские (и многие взрослые) умы во всем мире. Естественно, там были все ирландские писатели, и когда кто-то обронил, кем мне доводится Мод, несколько человек, представившись, стали задавать вопросы о ее творчестве, на которые я не мог дать ответа. Один издатель спросил, не хочу ли я написать предисловие к юбилейному изданию «И жаворонком, вопреки судьбе…», но я отклонил предложение, хотя за качественную работу мне посулили двести фунтов. Журналист, которого я не раз видел в «Программе для полуночников», уведомил, что Мод превозносят совершенно незаслуженно, ибо жанр романа – не женское дело, и минут десять разъяснял свою позицию, но Ребекка, жена Игнаца, вызволила меня из его паутины, за что я был ей безмерно благодарен.
С Дорсет-стрит я свернул к клинике Девы Марии, откуда до тюрьмы рукой подать, однако настроение у меня было прекрасное, какое иногда случается в чудесное утро, когда просто радуешься жизни. Минуло семь лет с той ужасной нью-йоркской ночи, когда в одночасье я потерял двух самых дорогих мне людей, шесть – с суда, пять – как после многочисленных операций на ноге я навсегда покинул Штаты, четыре – как вернулся в континентальную Европу, три – как приехал в Дублин, два – как Чарльза арестовали по обвинению в мошенничестве и уклонении от налогов, год – как он вновь очутился в тюрьме и все-таки обратился ко мне за сыновней поддержкой.