– Что с ним? – спросил Лиам. Меня удивило, что парень, все это время не проявлявший никаких эмоций, чуть не плачет по деду, которого впервые увидел совсем недавно.
– Он отходит. – Я присел на кровать и взял Чарльза за руку, Алиса взяла его другую руку.
В коридоре плаксиво заныла скрипка.
– А без этого никак? – спросил я.
– Заткнись, – прошипела Алиса. – Он просто сочувствует.
– А нельзя играть что-нибудь веселенькое? Джигу там или еще что?
– Скажите ей, я не виноват, – пробормотал Чарльз, и я пригнулся к его губам.
– В чем вы не виноваты? – спросил я, но он затряс головой:
– Сирил…
– Да?
– Придвинься ближе.
– Ближе некуда. Мы почти целуемся.
Приподнявшись, Чарльз огляделся, на бледном лице его отразился ужас, потом он ухватил меня за шкирку и притянул к себе.
– Ты никогда не был настоящим Эвери, – прошелестел он. – Ты это понимаешь?
– Вполне, – сказал я.
– Но, мать твою за ногу, ты приблизился к нему вплотную.
Он выпустил мой загривок, упал на подушку и больше ничего не сказал. Дыхание его замедлилось, потом угасло совсем. Странно, я как будто видел себя со стороны, словно это моя душа отделилась от тела и воспарила к небесам. С вышины я видел себя, жену и сына, сидевших подле бренных останков моего приемного отца и думал: в какой удивительной семье я вырос и с какой необычной семьей когда-нибудь распрощаюсь навеки.
Через два дня Чарльза похоронили на церковном погосте, а по возвращении на Дартмут-сквер Алиса, усадив меня, объявила: хорошо, что я был с отцом до конца, хорошо, что она сумела помочь, но на этом – все. Недоразумения нежелательны, мне пора отправляться восвояси.
– Но у меня даже кошки нет, – сказал я.
– При чем тут кошка?
– Ни при чем. Конечно, я должен съехать. Вы были очень добры ко мне, ты и Сирил Второй.
– Прекрати…
– Извини.
В последний раз я переночевал в своей комнате, а наутро, собрав немудреные пожитки, покинул дом, где еще не проснулись мой сын, моя жена и ее любовник. Ключи я оставил в прихожей на столике напротив кресла, в котором некогда сидел семилетний Джулиан, и вышел в холодное осеннее утро. Из-за серого тумана, затянувшего Дартмут-сквер, я шел почти на ощупь по невидимой дороге.