– Боже мой, что происходит?
– Это Нью-Йорк, – сказал я.
– Да нет!
– Точно. Международный торговый центр. Башни-близнецы.
Я медленно подошел к телевизору, у которого уже сгрудились депутаты. В репортаже запись сменилась прямой трансляцией, и на наших глазах еще один самолет врезался во вторую башню. Все хором вскрикнули, люди переглядывались, не понимая, что происходит.
– Пойду-ка я к себе. – Дама цапнула свой безмолвный пейджер. – А то премьер-министр хватится, а меня нет.
– Вряд ли, – сказал я.
– К разговору о Бренде мы еще вернемся. Зарубите себе, вы – чудесная пара.
– Хорошо. – Я ее уже не слушал.
В телестудии ведущий сказал об ужасной катастрофе, но кто-то из выступавших ему возразил: какая катастрофа, если врезались два самолета? Это скорее угонщики. Или террористы. В коридоре сновали депутаты – одни спешили в свои кабинеты, другие искали телевизор. В буфете стало людно. Ко мне подошла Хасинта:
– Я никогда не летала на самолете и теперь в жизни не полечу.
– Боитесь летать? – удивился я.
– А вам не страшно? После такого-то.
Я вновь повернулся к экрану. В новостях сообщили о третьем самолете, врезавшемся в Пентагон. Корреспонденты вели репортажи со столичных улиц: от Белого дома до здания Сената, от парка Молл до мемориала Линкольна. Через пару минут пошла трансляция из Нью-Йорка: охваченные паникой люди метались по Манхэттену, словно в дрянном голливудском фильме ужасов.
Снова сменилась картинка – в Центральном парке репортер стоял на том самом месте, где четырнадцать лет назад мы с Бастианом подверглись нападению и которое с тех пор я не видел. Я невольно вскрикнул, Хасинта взяла меня за плечо:
– Что с вами?
– Я знаю это место, – сказал я, тыча пальцем в экран. – Там убили моего… моего лучшего друга…
– Не смотрите. – Хасинта оттянула меня от телевизора. – Ступайте к себе в библиотеку и спокойно попейте чайку. Нынче к вам никто не придет. Никого не оторвешь от экрана.
Она сама приготовила мне чай. Такая доброта меня растрогала. Хорошая выучка миссис Гоггин, подумал я.
– Тяжело, когда кого-то теряешь, – сказала Хасинта. – Горе, оно не проходит, верно?
– Есть такой термин – фантомная боль. Конечность отрезали, а ты ее чувствуешь.
– Вот-вот, – вздохнула Хасинта.
Я посмотрел на экран: из окон торгового центра падали какие-то черные точки. Картинку поспешно переключили – в студии оба ведущих явно пребывали в шоке.
– Что это сейчас показали? Люди прыгают из окон?
– Все, вырубаю телевизор! – крикнула Хасинта толпе зрителей.
– Нет! – завопили депутаты, упиваясь трагедией.
– Здесь я командую. Как сказала, так и будет. Кому надо, пусть смотрит в другом месте.