Я, уже слегка захмелевший, улыбнулся: что ж, это приятно, когда ты рангом выше члена.
– Ты же знаешь, Бриджит, я не люблю похабщину, – сказала Мэри-Маргарет. – Я не такая.
– Все парни помешаны на своих причиндалах, – покачала головой Бриджит. – Ни о чем другом не говорят.
– Неправда, – возмутился Джулиан. – Вот совсем недавно мы с одноклассником говорили о квадратных уравнениях. Хотя, надо признать, в этот момент мы оба отливали и я кинул взгляд на его болт, дабы убедиться, что мой больше.
– С кем это? – спросил я, чувствуя шевеление в промежности.
– С Питером Трефонтеном.
– И как у него?
– Маленький. Да еще какой-то кривой.
– Хватит уже, а? – сказала Мэри-Маргарет. – Утром мне рано вставать…
– Да, ты говорила, на мессу к отцу Дуайеру. Вот у него-то наверняка коротыш.
– Бриджит, если он не перестанет, я уйду.
– Заканчивай, Джулиан, – сказала Бриджит. – Ты смущаешь девушку.
– Ничего я не смущаюсь, – возразила Мэри-Маргарет, красная как рак. – Мне противно. Это большая разница.
– Все, о болтах больше ни слова. – Джулиан от души приложился к стакану. – Хотя тебе, наверное, интересно узнать, что много лет назад, когда мы с Сирилом были совсем маленькие, он просил показать мою штуковину.
– Вранье! – всполошился я. – Это он меня просил!
– В этом ничего постыдного, Сирил, – осклабился Джулиан. – Просто детские шалости, только и всего. Ты же не педик какой-нибудь.
– Я не просил его показать, – повторил я, и от смеха Бриджит плюнулась коктейлем.
– Если вы и дальше будете… – начала Мэри-Маргарет.
– Не просил! – не унимался я.
– Вообще-то он у меня красавец, – сообщил Джулиан. – Скажи, Сирил?
– Я-то откуда знаю? – Я покраснел до корней волос.
– Так мы живем в одной комнате. Не притворяйся, будто ни разу на него не глянул. Я вот твой видел. Могу сказать, ничего себе. Конечно, меньше моего, но больше, чем у Питера Трефонтена, даже лежачий, потому как, согласись, встает у тебя нечасто. Уж с этим ты не будешь спорить, верно?
– Господь милосердный! – Казалось, Мэри-Маргарет сейчас хлопнется в обморок. – Бриджит, я хочу домой.
– Вообще-то, Мэри-Маргарет, ты единственная в нашей компании, кто не видел моего красавца. Что, боюсь, делает тебя белой вороной.
Все молчали, переваривая услышанное. В животе у меня екнуло, едва я сообразил, что в самоволки-то мы бегали вдвоем, но иногда Джулиан смывался один. И возможно, нашел себе напарника, вместе с которым ходил по бабам. Мысль, что у него есть иная жизнь за пределами нашей дружбы, ранила в самое сердце. Невыносимо было думать, что Бриджит, значит, видела его штуковину, и совсем не важно, что она с ней делала – просто смотрела, или трогала, или сосала, или даже впустила в себя. Впервые с детства я себя чувствовал обиженным ребенком.