— А то как же. Говорю ж — неразлучны. Я тогда только приехал, не понимал ничего, но уже знал, что лучше их вдвоем на задания посылать. Про караван тот нелепые слухи ходили, вот я и распорядился разузнать, что за дела там творятся.
— И что?
— Да ничего толком. Вернулись ночью, оба белые, будто покойники, сперва ничего не говорили, так что им пришлось по мордам двигать. Ну, рассказали, что видели какой-то ящик, в полтора человека размером. Уж больно им этот ящик запомнился, только про него и талдычили. И, собственно, все. Потом караван ушел, и я забыл про это дело. А когда дошли слухи, что караван до места не добрался, тут-то и началось. Одноглазый постепенно стал с ума сползать. А Косой совсем замолчал. Он и раньше-то неразговорчив был, а тут… Подожди, а что ты все про Косого спрашиваешь? Ты ж его знать должен! Это ж я его в Москву с письмом послал. Если ты письмо получил, значит и Косого видел.
— Я не получал никакого письма. — медленно сказал Макарин.
— Ну не ты, конечно. Бояре. Они ж письмо-то прочитали. И с Косым наверняка поговорили.
Макарин подумал, и решил не говорить воеводе, что его казак Косой скорее всего помер у дознавателя на дыбе, не успев ничего толком рассказать. По крайней мере именно такой вывод можно было сделать из грамоты боярина Мстиславского.
— Возможно, поговорили. Только мне ничего не сказали. И с Косым я не виделся.
— Да-а, — помрачнел Кокарев. — Бардак у вас там на Москве.
— Не без этого.
Воевода пошарил руками у себя на поясе, достал плоскую фляжку, черную с серебряной гравировкой и витиеватыми узорами, глотнул, крякнул и показал Макарину.
— Налить? Хорошо мозги помогает сосредоточить.
Макарин отказался, спросил:
— А что в письме-то было?
Воевода замялся.
— Ну так… Мои соображения насчет старшего воеводы Троекурова. Ты ж наверно в курсе, что у нас с ним тут маленькая война. Такая гражданская, как была в Риме у Кесаря с Помпеем. Не удивляйся, дьяк, я хоть и простой служивый, но грамоте тоже обучен и книжек прочитал десяток то уж точно… Так вот. Для меня присяга это все. Мне не важно, кто там сидит на Москве, и насколько он сидит правильно. Я служу стране. Если на Москве Шуйский, я служу Шуйскому. Если на Москве невинноубиенный якобы царевич — я служу невинноубиенному. И мне не важно, что он никакой не царевич. Раз взял власть на Москве в свои руки — значит у него уже есть на это право. Сейчас у вас там сидят бояре и решают, кому отдать престол — то ли католику, то ли еще одному невинноубиенному. Я понимаю, что и то и другое — дерьмо больного самоедского оленя. Но для меня это не столь важно. Для меня главное, это чтобы был порядок. И чем быстрее этот порядок наступит, тем для страны лучше. А значит и для меня. Вот у меня такое мнение.