Мария собралась что-то сказать, но задумалась, подыскивая подходящие слова, и в итоге вовсе отказалась от этой затеи, крепко сомкнув губы. Бруно знал ее почти всю свою жизнь – она поступила к ним, когда ему было три года, – и в целом он с ней ладил, но Мария никогда не проявляла каких-либо признаков живого существа. Она просто работала, полировала мебель, стирала белье, помогала закупать продукты и стряпать, иногда отводила его в школу и забирала оттуда. Правда, такое случалось, когда Бруно было восемь лет; когда же ему исполнилось девять, он счел себя достаточно взрослым, чтобы добираться до школы и обратно самостоятельно.
– Разве тебе здесь не нравится? – подала наконец голос Мария.
– Нравится? – Бруно издал смешок. – Нравится? – повторил он погромче. – Конечно, нет! Здесь мерзко. Заняться нечем, не с кем поговорить, не с кем играть. Неужто ты рада, что мы переехали сюда? Рада? Ни за что не поверю!
– Мне не хватает берлинского сада, – ответила Мария, но на совсем другой вопрос. – Иногда, в теплую погоду, я любила там сидеть в обеденный перерыв у пруда в беседке, увитой плющом. Там были такие чудесные цветы. И запахи. Над цветами кружились пчелы, но к человеку они никогда не пристанут, если их не трогать.
– Значит, тебе здесь не нравится? – допытывался Бруно. – Тебе здесь плохо, как и мне?
Мария нахмурилась.
– Это неважно.
– Что неважно?
– Мое мнение.
– Конечно, важно, – рассердился Бруно. Она будто нарочно его изводит. – Ты ведь член семьи, правда?
– Не уверена, что твой отец согласится с этим утверждением. – Слова Бруно тронули ее, и она даже позволила себе улыбнуться.
– Значит, так. Тебя привезли сюда против твоей воли, как и меня. И вот что я тебе скажу: мы все в одной лодке, и эта лодка течет.
На миг Бруно показалось, что вот сейчас Мария и впрямь скажет, что же она на самом деле думает. Она положила неразобранную одежду на кровать и сжала пальцы в кулак, словно ее что-то сильно разозлило. Открыла рот, но так и замерла, будто испугавшись того, что могла бы сказать, дай она себе волю.
– Пожалуйста, Мария, не молчи, – взмолился Бруно. – Ведь если мы все будем заодно, тогда мы сможем убедить папу отправить нас домой.
Не говоря ни слова, горничная отвернулась, уныло покачала головой, а потом опять посмотрела на Бруно.
– Твой отец хочет нам всем добра. Ты должен доверять ему.
– Но как я могу ему доверять? – возразил Бруно. – По-моему, он совершил страшную ошибку.
– Пусть так, но не нам судить.
– Когда я совершаю ошибки, меня наказывают, – не унимался Бруно. Выходит, правила, которые дети обязаны исполнять, взрослым нипочем (хотя именно они эти правила устанавливают), и это обстоятельство выводило Бруно из себя. – Папа – дурак, – добавил он едва слышно.