– Так и будешь молчать? – спрашивает Мэйв. Вот и в голосе ее Серлас слышит обиду. Удивленный, он смотрит на нее и видит, как она выпрямляет спину. Будто и не было в ней усталости.
– Спасибо вам, – кивает Серлас. – Если бы не ты с матерью…
– Она уже уехала в город, – отрезает Мэйв. – Взяла вашу кобылу, завтра я вернусь с ней.
– Хорошо.
Где-то в поле, некошенном с той недели, трещат сверчки. Тихую, мелодичную трель выводят ночные птицы, перебрасывают ее с ветки на ветку на разные голоса. Серлас вздыхает.
– То, что ты видела, – начинает он и смолкает, не зная, как выразить свои опасения словами. – Ее волосы, это…
– Не хочу о ней ничего слышать, – шипит Мэйв. Она говорит тихо – чтобы не потревожить сон младенца? чтобы не услышала Несса? – но Серлас все равно отмечает это. Мэйв злится. – Видит Бог, я старалась не верить слухам, что с некоторых пор ходят в городе.
Серлас хмурится. Он слышал только домыслы о себе, что еще нового могли придумать языкастые горожане?
– Не знаешь? – встряхивает головой Мэйв. Щурится, поджимает губы. – Все же считали тебя чужеземцем и невесть каким злодеем. А теперь только и говорят, что о ведьмином наговоре.
Серласа как хлыстом вытягивает прямо по щеке. Он отшатывается, неверяще оглядывает Мэйв. Высокая, сильная, вечно босоногая, она всегда была единственной, кто не шел на поводу злых россказней, и приходила к ним с Нессой в дом как к родным.
Что изменилось?
– Ты же не думаешь, что это…
– А что еще мне думать, Серлас? – зло огрызается Мэйв. – Она рыжая. Теперь рыжая, как солнце на закате. Она такой не была, пока ребенка не понесла. – Она делает несколько шагов из стороны в сторону и, не успокоившись, снова замирает перед Серласом. – Знаешь, что люди говорят о ведьмах? Те все силы свои отдают своему чаду, вот почему слабеют!
Каждое слово бьет Серласа наотмашь. Больно. До рези в глазах. Он ищет в своей прежней подруге ту силу и тот свет, которые его восхищали, а находит только клокочущую в горле обиду. Будто Мэйв чувствует себя обманутой.
– Несса не может быть ведьм… – Язык отказывается произносить порочащее жену слово, и Серлас запинается, обрывает себя. – Это не из-за нее.
– Не выгораживай! – звенит в темноте голос Мэйв. – И она ведьма, и дочь ее рожденная!
– Нет.
И снова эта мысль. На этот раз она вонзается ему в мозг гораздо сильнее и тверже. Убедительнее. Он обречет девочку на погибель, если скажет это.
– Мэйв, умоляю, – шепчет Серлас. – Сохрани все в тайне.
Он слаб и труслив, раз боится за женщину больше, чем за ее дитя. Клементина. Ее ведь не тронут, раз она ребенок, невинный младенец. Верно?