– Милая, погуляйте пока здесь самостоятельно, хорошо? Я бы хотела переговорить с Тео наедине.
– Э…
Клеменс неуверенно отходит. Вот же настырная женщина! И откуда она только взялась? В самый, казалось бы, неподходящий момент, когда до полотен «Шиповника» рукой подать! Клеменс оглядывается и видит в проеме арки Берн-Джонса. Напротив, насколько она помнит, должны быть еще работы Россетти, а среди них, возможно, – хотя бы одна из цикла о Данте.
Ну же, мистер Атлас, осталось всего ничего!
– Ты можешь прогуляться с нами, Элиз, – говорит Теодор. Клеменс видом красноречиво выражает протест.
– Прогуляться? С вами? – Голос Элоизы подскакивает на целую октаву.
– До Уотерхауса, это в соседнем зале. Верно, мисс Карлайл?
– Зачем тебе Уотерхаус, Теодор? По-прежнему ищешь несуществующие подсказки несуществующих женщин?
Клеменс наблюдает за тем, как меняется выражение его лица, уже на пути к прерафаэлитам. Ей не терпится поскорее увидеть «Шиповник», и раздражение, вызванное появлением Элоизы, растет с каждой секундой.
– Я уже нашел одну, Элиз, – победно усмехается Атлас. – Она на эскизе «Леди из Шалотт» со смуглой девушкой в красном платье. Я почти на сто процентов уверен, что она была из ведьмовского рода.
– О, такую я знаю, – кивает Элоиза. Устав ждать и смотреть, как жеманится эта особа, Клеменс идет к Берн-Джонсу одна.
Негромкий разговор теперь еле слышен, но она все равно разбирает последнюю фразу миссис Давернпорт:
– Моя бабушка говорила, что модель приходилась ей сестрой. Так что, Тео, можно сказать, что ее ведьмовской род – и мой тоже.
– Что ты так смотришь? Не ожидал?
Теодор не может отвести глаз от благородной бледности ее щек, носа с горбинкой и правильного точеного подбородка. Только теперь он, вдруг прозрев, замечает, что взгляд Элиз Вебер всегда оставлял в нем незначительный, но бесспорный след, что-то в ней заставляло его откликаться на ее взгляды и жесты, как будто она и тогда, и теперь могла бы увлечь его за собой. Лет двадцать назад он чуть было не попался на ее уловки, но сейчас…
– Что же ты молчала? – выдыхает он. – Ты знала, что я, как фомор заведенный, ищу картины не просто так!
Элоиза поводит плечом, поправляя сползший с шеи атласный шарф.
– Ты никогда не говорил, для чего они тебе. Да и про ведьм я, признаться, слышу второй раз в жизни.
Каково было бы его удивление, если бы о родстве Элоизы с неизвестной моделью Уотерхауса он узнал не сегодня, а спустя месяцы долгих поисков? Как бы ни клял Теодор свою судьбу, иногда она бывает к нему благосклонна, раз свела с Элоизой именно сегодня.