– Пресловутые эльфы, – договаривает Теодор и недовольно ведет плечом. Рядом на столике из бука с мелкой растительной росписью стоит чашка с кофе – молотым, тонко пахнущим и, судя по его поведению, дорогим: Теодор пьет его маленькими глотками, аккуратно придерживая тонкий фарфор чашечки двумя руками.
– Что тогда скажете об их умениях? – не отрывая взгляда от чашки, спрашивает он. – Они могли исцелять себя и свой народ.
– Владение тайными знаниями не делало их богами в общем смысле этого понятия, – охотно делится своими мыслями Клеменс. – Они ведь не были всесильны, как Зевс или Один. Я бы скорее приписала их к чародеям.
Теодор наконец поднимает глаза и недоверчиво, с вызовом щурится.
– А как же исход в Ирландию? Племена пришли с небес.
– Так говорится в нескольких источниках, и то не звучит правдоподобно, – быстро отрезает Клеменс, совсем не замечая, что выражение лица собеседника меняется с недоверчивого на заинтересованное. – Есть несколько упоминаний, что племена приплыли к берегам Ирландии на кораблях и сожгли их, чтобы отрезать себя от прежнего мира. Вот почему они «явились из тумана» – это был не туман, а дым. Племена пришли с севера, а север, если вы помните, у кельтов считался землей, наделенной силой, и поэтому боги Туата де Дананн были сильнее, мудрее и опытнее, чем простые смертные. Но, по моему мнению, они более приземленные, чем сонм древнегреческих богов.
– Хм, – только и отвечает Теодор, и непонятный звук вырывает Клеменс из собственных мыслей. Она вдруг смущается – он смотрит на нее и кривит губы в одной ему ясной манере.
– А вы не любите проигрывать, – лаконично заключает Теодор, будто подводя итог своим размышлениям, делиться которыми он не спешит. Ей тут же хочется возразить, но Теодор едва заметно качает головой.
Некоторое время он помешивает ложечкой кофе и молча следит за движением бежевой пенки – она закручивается к центру ленивой воронкой. Клеменс кусает губу и ерзает, пытаясь вновь найти точку покоя, чтобы не чувствовать себя здесь лишней. Когда Теодор Атлас уходит в себя, все вокруг становится фоном, деталями интерьера, и сама она превращается в фигуру на холсте, не больше. Клеменс чувствует это и оттого думает о своей незначительности, кажется себе маленькой девочкой в огромном древнем мире антикварной лавки.
– Мистер Атлас? – неохотно спрашивает она, когда секунды молчания складываются в минуту, а затем еще одну.
Он выныривает из своих мыслей, как из неглубокого сна, и поднимает голову. Сейчас Клеменс отчетливо понимает, что он смотрит на нее и не видит.