«Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас», — мелькнуло в голове, и я в этот момент всерьез задумалась, а не обломать ли мне ему весь кайф и сдохнуть прямо здесь. Вот будет неожиданность…
Мои мысли прервало повторное появление маньяка. Что — то было в его правой руке, что-то, похожее на тарелку. Я подалась вперед, но, все еще оставаясь на безопасном расстоянии, так, чтобы он не смог схватить меня, просунув руку через прутья.
Поняв, наконец, что он несет, я перевела на него недоверчивый взгляд и спросила шепотом:
— Что это?
— Вода, — ответил он мне и положил собачью миску, до краев наполненную жидкостью, к себе под ноги.
Вся ирония заключалась в том, что я не могла затащить посуду в клетку, не наклонив ее и тем самым не расплескав содержимое. Оставалось только либо черпать воду ладонью, либо по-собачьи лакать, стоя на четвереньках, потому что иного не позволяла длина оков.
Зажмурившись и стиснув зубы, я сцепила кулаки, чувствуя, как наполняюсь гневом.
— ПЕЙ! — вдруг заорал он, ударяя чем-то по прутьям решетки и пиная в мою сторону миску.
От грохота и его громогласного рева все закружилось, замелькало перед глазами, и я бросилась вперед, крича ему в ответ:
— Я не животное! Понятно тебе? Я — не собака! Ненавижу тебя, ты, чокнутый ублюдок! Сам пей из своей собачьей миски, ты же носишь на голове эту уродскую маску, чертов пес!
Я кричала и кричала ему, чувствуя, что приходит облегчение, а страх отступает на второй план. Никому не позволено издеваться надо мной, никому — и точка.
Все это время похититель не издавал и звука, и когда я, выдохнувшись, села на край ящика, он протянул мне через решетку бутылку минералки.
— Теперь я вижу, что ты хочешь жить, — произнес маньяк и ушел, а я, не веря собственным ушам, открыла бутылку и, понюхав содержимое, жадно осушила половину.
Не помню, что мне снилось, но пробуждение было резким: я вскрикнула и села, ударившись локтем об злополучный ящик. На то, чтобы вспомнить последние события, ушло пару мгновений, еще одно — чтобы понять: весь подвал был залит красным светом.
Лампа, закрученная над дверью, окрашивала в тревожный цвет пространство. На большом, старом кресле, когда-то бывшем одним из показателей богатства во времена союза, сидел мой похититель. На нем все так же была собачья голова, рубашка в клетку с длинными рукавами, джинсы, кроссовки. К креслу он прислонил топорик для разделки мяса, при виде которого у меня пересохло во рту. Я с трудом отвела от него взгляд и заметила, что с потолка свисают цепи, на стене слева виднелось зеркало, справа — непонятные надписи, больше похожие на неровные полоски, в спешке нанесенной не кисточкой, а пальцем.