Пройдет не так много лет, и уже граф Алексей Андреевич Аракчеев, автор проекта пресловутых «военных поселений», который не могло вспоминать без содроганий целое поколение русских людей, отыграется
на Костенецком за былые обиды...
А пока что восемнадцатилетний Костенецкий стал штык- юнкером. Возле стен Очакова он творил подлинные чудеса силы и храбрости, старые бойцы приглашали его к своему костру:
— Откушать из котла и водки выпить!
Щи и кашу юноша уничтожал за троих, от водки неизменно отказывался:
— Батька не баловался и мне не велел!
Бойцы соглашались:
— Это верно, батьку слухать надо...
Светлейший князь Григорий Потемкин удивился:
— Откуда ты такой вымахал? И отчаянный в бою — от юности или от глупости?
— От любви к России! — глядя сверху вниз в единственный глаз Потемкина, дерзким тоном ответил Василий.
— И то дело! — пропустил грубость мимо ушей светлейший.— Жалую тебя в подпоручики. Старайся, юноша. Уцелеешь — генералом будешь. А сегодня позволяю вылазку сделать...
«Посадив в лодки казаков, Костенецкий ночью подкрался к турецким кораблям и взял их на абордаж простейшим способом: треснет двух турок лбами и выбросит бездыханных за борт, потом берет за шеи еще двух — треск, всплеск! Так воевать можно без конца — лишь бы врагов хватало... В 1795 году (уже в чине поручика) Василий Григорьевич образовал в Черноморском казачестве пушечную роту, и палила она столь исправно, что слухи о бравом поручике дошли до столицы».
Костенецкого затребовали в Петербург. Белокурый красавец, фаворит растучневшей с возрастом Екатерины II, Платон Зубов формировал новые войска.
Поручик ему понравился своей необычной статью и еще более тем, что когда фаворит милостиво пригласил сесть Костенецкого на изящный стул гамбургской работы, и тот опустился на его шелк, стул вдруг с грохотом разлетелся по зеркальному паркету.
- Уморил! Теперь я верю, что ты турок как щепки ломал... Ты, того, сзади себе не расшиб? Ох, не могу!.. Такие-то ломовые в гвардии и нужны.
Костенецкий уже уходил, когда Зубов окликнул его:
— А рубль серебряный согнуть можешь?
Поручик пошарил в карманах своей красной куртки и нашел лишь старый медный пятак.
Без особых усилий он согнул его и положил на край инкрустированного стола:
— На память!
Этот пятак Зубов всем показывал вечером на балу в Зимнем дворце, остерегся показать лишь Екатерине... Зачем судьбу испытывать?
Спустя более сорока лет после смерти Василия Григорьевича один из лучших дореволюционных журналов «Русская старина» опубликовал воспоминания о генерале его племянника. Тот писал: