Мне понадобилось всего восемнадцать минут, чтобы употребить такое количество пищи, которое сняло всякую потребность в ужине. Я надеялся, что Рози поступила так же. Я уже собирался найти ее и предложить уйти отсюда, когда Дэвид Боренштейн взял микрофон и поднялся на сцену. Рози могла не догадаться, что начало торжественной части означает сигнал к отбытию.
– Это был важный год для нашего факультета… – сказал декан.
Я как будто и не уезжал из Мельбурна; дома декан сказал бы те же самые слова. Год всегда был важным. Для меня этот год тоже оказался важным. А окончание его – катастрофическим.
– Достигнутые существенные результаты, – продолжал Дэвид Боренштейн, – несомненно получат признание на соответствующих научных форумах. Но сегодня я хотел бы отметить тех, кто, возможно, не…
По мере того как на сцену поднимались научные работники, получавшие свою долю аплодисментов за научные и педагогические достижения, а на экране появлялись плохого качества ролики, в которых они были запечатлены за работой, я чувствовал себя все лучше. Раз уж мне не суждено напрямую участвовать в воспитании детей, по крайней мере, есть шанс, что какой-нибудь другой, хороший отец откажется от алкоголя после генетического теста, выявляющего предрасположенность к циррозу, тем самым сохранив себя для своего ребенка. Этот тест станет результатом моей шестилетней работы, состоявшей в том, чтобы выращивать мышей, спаивать их, а затем вскрывать их печень. Или какой-нибудь лесбийской паре будет легче принимать решение о воспитании детей благодаря проекту «Матери-лесбиянки», в котором я участвовал.
Я буду скучать по Рози. Как и Грегори Пеку в «Римских каникулах», мне выпала неожиданная удача, которая оказалась временной из-за того, что я – это я. Звучит парадоксально, но счастье стало для меня проверкой. И я пришел к выводу, что быть собой, со всеми врожденными недостатками, для меня важнее, чем обладать тем, что мне было нужнее всего.
Я вдруг обнаружил, что Джин стоит рядом со мной и толкает меня в бок локтем.
– Дон, с тобой все в порядке? – спросил он.
– Конечно.
Задумавшись, я перестал слушать декана и сейчас вновь сосредоточился на том, что происходило на сцене. Это был мой мир.
– И, действуя в духе того нобелевского лауреата из Австралии, который проглотил бактерии, чтобы продемонстрировать, что после этого у него разовьется язва, один из наших коллег из Австралии не пожалел себя ради науки.
На экране за спиной декана появился ролик со мной в тот день, когда я улегся на пол и позволил ребенку лесбийской пары ползать по мне, чтобы определить влияние этого события на уровень окситоцина. Все начали смеяться.