— Баварское? Прекрасно! У меня тоже кое-что припасено.
Лев направляется к буфету и вынимает черную красивую пузатую бутылку и ставит на стол, подальше от «Южного».
— Мужики, мужики, — тараторит Ляля, — сейчас буду стол делать.
Она вдруг видит бутыль-бомбу и чуть в обморок не падает. Кончиками двух пальцев берет ее, брезгливо морщась: «Фу, гадость!», относит в тот угол, где сидят Вася с Ксюшей, и ставит на пол.
— Иди руки мыть и переоденься, потом будешь есть и рисунком заниматься! — приказывает она Ксюше.
— Ну ладно, я скоро приду и покажу тебе свои рисунки, а ты пока не скучай без меня, — говорит Ксюша.
Вася остается один со своей бутылью-бомбой. Ляля накрывает на стол. Лев и гости увлеченно разговаривают между собой. Вася ушел в себя и не слышит их разговоры. Теперь все расположились вокруг журнального столика, на котором коньяк, пиво в жестянках, бутерброды с икрой и балыком, фрукты и кофе. Лев гостеприимно наполняет рюмки.
— А где Вася? Вася, что ты там сидишь, присоединяйся к нам! — зовет Лев.
Гости оглядываются на Васю, словно впервые заметив его, и снова занимаются приготовлениями. Вася подходит со своей бутылкой, поставив ее перед собой на край стола, садится.
— Вася? Очень приятно. Коньячка не отведаете?
— Нет, спасибо, я вина, — Вася булькает в стакан. — Не буду мешать, а то утром голова болит. И вообще, я не люблю коньяк «Наполеон». А вы не хотите «бормотухи»?
— Нет, увольте! Это вы сами! — хихикает Борис.
— Вася, и впрямь, оставь свое вино! — просит Лев. Все чокаются, все протягивают свои маленькие хрупкие рюмки, а Вася — свой большой граненый стакан.
— Вася у нас со стройки, а там, как известно, предпочтение отдают не столь изысканным напиткам, — говорит Ляля.
— Период адаптации?
— В принципе, нужно ли адаптироваться? Мне кажется, каждый должен оставаться самим собой и на своем месте.
— Вопрос сложный.
— Звонил Алеша из Москвы.
— Да? Идет статья?
— В ноябре. Не думаю, что после нее Петров останется в плане.
Борис и Лев, довольные, хихикают.
— Старик звонил, интересовался. Позвоню завтра.
— Звони, конечно, обрадуй!
— Как твой Коля? — спрашивает Вика Лялю на ухо.
— Дала отставку.
— Так быстро?
— Ах, надоел.
— Смазливенький был…
— Да, в нем была «вечная женственность русской души».
— Это что, Бердяев?
— Да, Бердяев.
— Это не Бердяев! — встревает в разговор Вася. Все замолкают, поднимают головы, соображая, откуда идет этот голос, из какого космоса, кто это говорит, о чем, зачем?! Потом соображают: ах, это же Вася! Разве он еще тут?
— Это сказал Розанов, а Бердяев привел его слова в книге «Судьба России».