Я сидел, выводя мысли иранским камышовым пером. Затем стал приводить в порядок записи, которые начал вести, еще будучи гимназистом. Прошлое вновь обрело четкие очертания, пока в комнату не вошел Сеид Мустафа и не уткнулся своим рябым лицом мне в плечо.
– Сеид, – произнес я, – жизнь моя превратилась в один сплошной узел. Дорога на фронт перекрыта, Нино разучилась смеяться, а я проливаю здесь вместо крови чернила. Как мне дальше жить, Сеид Мустафа?
Друг смотрел на меня спокойным и испытующим взглядом. В черном одеянии его стройное тело казалось согнувшимся под бременем какой-то тайны.
– Одними руками ты ничего не сможешь сделать, Али-хан, – ответил он, присев, – но человеку даны не только руки. Посмотри на мою одежду, и ты поймешь, о чем я толкую. Человеком управляет сила Всевышнего. Отодвинь слегка завесу тайны, и на тебя снизойдет эта сила.
– Я не понимаю тебя, Сеид Мустафа. Душа моя разрывается от боли, а сам я нахожусь в поисках выхода из этой тьмы.
– Ты повернулся лицом к миру, Али-хан, забывая о силе Всевышнего, управляющего этим миром. В шестьсот восьмидесятом году во время битвы сын пророка Гусейн погиб около Кербалы, преследуемый врагами. Он был спасителем, знающим тайну. Его кровью Всевышний окрасил восходящее и заходящее солнце. Шиитской общиной руководили двенадцать имамов: первым был Гусейн, а самым последним – незримый имам последнего дня, который по сей день тайно руководит шиитами.
Этот незримый имам проявляется во всех своих делах, но недосягаем. Я вижу его в восходящем солнце, в зерне, в штормовом море. Слышу его голос в грохоте пулемета, вздохе женщины, дуновении ветра. И невидимая сила повелела шиитам скорбеть. Скорбеть по Гусейну, пролившему кровь в пустынных песках Кербалы. Трауру посвящается один месяц в году: месяц мухаррам. В этот месяц все страдающие оплакивают свое горе. На десятый день мухаррама шиит обретает уготованное ему Всевышним, ибо это день гибели мученика. Мучения, которые Гусейн принял на себя, должны пасть на благочестивых последователей. Взявшему на себя часть этих мук даруется часть благословения. Поэтому благочестивые люди бичуют себя в месяц мухаррам, и через причиненную себе боль запутавшемуся в своих проблемах человеку указывается путь к милосердию и радости спасения. В этом заключается тайна мухаррама.
– Сеид, – произнес я усталым и раздраженным голосом, – я спросил тебя, как вновь обрести счастье в доме, потому что живу в каком-то непонятном страхе. А ты пересказываешь мне религиозные назидания, которые мы проходили в гимназии. Что же мне теперь – бежать в мечеть и хлестать себя железными цепями? Я праведный мусульманин и соблюдаю все религиозные предписания. Верю в тайну Всевышнего, но вовсе не думаю, что путь к моему счастью пролегает через муки святого Гусейна.