Нино взглянула на меня. Ее розовые ноздри дрожали от еле сдерживаемого смеха. Одна майорша даже спросила у нее, была ли она когда-нибудь в опере.
– Да, была, – мягко ответила она, – кроме того, я могу читать и писать.
С этими словами она подвинула к женщине блюдо с сухим печеньем.
Молодые англичане, дипломаты и офицеры раскланивалась перед Нино, касаясь ее тонких пальчиков и скользя взглядом по ее обнаженной спине. Я отвернулся. В углу комнаты стоял Асадулла, с беспечным видом покуривая сигарету. Он никогда бы не выставил свою жену на обозрение всем этим иностранцам, но Нино была грузинкой и христианкой, и поэтому, по мнению Асадуллы, ей можно было выставлять напоказ свои руки, глаза и спину. Душу мою переполняли стыд и негодование. Мимо ушей проскальзывали обрывки разговоров, которые казались бесстыжими и вульгарными. Я опустил глаза. Нино стояла в другом конце зала в окружении иностранцев.
– Благодарю вас, – вдруг произнесла она хриплым голосом, – спасибо, вы очень любезны.
Я поднял глаза. Она стояла раскрасневшаяся и испуганная. Затем через весь зал подошла ко мне и коснулась рукава, словно прося о помощи.
– Али-хан, – мягко сказала она, – теперь ты чувствуешь то, что чувствовала я в гостях у твоих тетушек и кузин в Тегеране. Кем мне приходятся все эти мужчины? Я не хочу, чтобы они смотрели на меня так. – И, отвернувшись, взяла под руку майоршу.
– Вы должны побывать в нашем Национальном театре. Сейчас Шекспира переводят на наш, азербайджанский язык. На следующей неделе состоится премьера «Гамлета».
Я вытер пот со лба и вспомнил суровые законы гостеприимства. Старинная пословица гласит: «Если в дом твой входит гость с отрубленной головой твоего единственного сына, накорми, напои и уважь его как гостя». Это очень мудрый закон, которого иногда трудно придерживаться.
Я разлил по рюмкам виски и коньяк. Офицеры курили сигары, и никто не закидывал на стол ноги, несмотря на то что именно этого мы от них и ожидали.
– У вас очаровательная жена и очаровательный дом, Али-хан, – стал подливать масла в огонь какой-то молодой офицер.
Он бы, наверное, очень удивился, узнай, что я не надрал ему уши только из политических соображений. Этот щенок осмелился открыто восхвалять красоту моей жены! Я дрожащей рукой налил ему рюмку коньяка и пролил несколько капель. В углу сидел пожилой дипломат с белыми усами, в белой рубашке, поверх которой был надет смокинг. Я предложил ему печенье. У него были длинные желтые зубы и короткие пальцы.
– Судя по всему, между культурами Ирана и Азербайджана существует огромная разница.