Я взял ее за подбородок и поднял головку. Мягкий овал лица, влажные губы и мечтательный взгляд за прикрытыми грузинскими ресницами. Я погладил ей шею, и маленькая головка упала мне в руки. Всем своим видом она выражала страстное желание и покорность. Ее вечернее платье и европейская кровать с разобранными покрывалами и прохладными простынями исчезли. Она лежала передо мной полуобнаженная на узком тюфяке, брошенном на глиняный пол в том ауле в Дагестане. Я крепко сжал ее плечи… и вдруг оказалось, что мы лежим полностью одетые на бледном керманском ковре рядом с современной европейской кроватью. Я взглянул на лицо Нино, которой с трудом удавалось сдерживать радость. Я слышал ее дыхание, чувствовал твердые округлости ее стройных бедер и забыл о старом англичанине, молодых офицерах и будущем нашей республики.
Позже мы возлежали рядом, глядя на большое зеркало над головой.
– Платье испорчено, – произнесла Нино так, словно признавалась, что очень счастлива. – Она положила голову мне на колени и стала мыслить вслух: – Интересно, что бы сказала майорша, увидев нас сейчас. Она бы сказала: «А что, Али-хан не знает, для чего существуют кровати?»
Она поднялась и пнула меня своей маленькой ногой по коленке:
– Не изволит ли уважаемый атташе раздеться и занять свое место на брачном ложе, как это принято в дипломатическом мире? Кто-нибудь видел атташе, валяющихся на коврах?
С сонным ворчанием я поднялся, разделся и лег рядом с Нино.
Дни сменялись неделями, мы все еще принимали гостей, потчуя их виски и выслушивая дифирамбы в адрес нашего дома. Грузинское гостеприимство Нино расцвело пышным цветом. Она танцевала с молодыми лейтенантами, обсуждала подагру с пожилыми майорами и рассказывала англичанкам о временах царицы Тамары. Те были уверены, что царица правила и в Азербайджане. Я проводил дни в своем большом кабинете в министерстве, читая отчеты наших дипломатов и любуясь видом на море. По вечерам приходила Нино, полная веселья и беспечного очарования, и вела себя как подобает жене. Она вдруг, на удивление всем, подружилась с министром иностранных дел Асадуллой. Угощала его, когда он заходил к нам, и делилась советами по поводу этикета в европейском обществе. Иногда я натыкался на них, таинственно шепчущихся в каком-нибудь укромном углу дома.
– Что вы там замышляете с Мирзой? – спросил я.
Она улыбнулась и заявила, что хочет стать первой женщиной, заведующей протокольным отделом Министерства иностранных дел.
На столе накапливались кипы писем, отчетов и дипломатических нот. Молодое государство строилось быстрыми темпами, а мне нравилось разворачивать письма и бланки с нашим гербом.