– Молитесь за нас у гробницы имама! – выкрикнули мы и поклонились их памяти, прикрывая ладонями глаза.
– Кто бы за нас помолился, – ответил погонщик.
Караван медленно, подобно тени, подобно Абу Езиду, миражу великой пустыни, двинулся дальше…
Автомобиль вез нас по улицам Решта. За деревянными домиками и мазанками не было видно горизонта. Здесь еще витал дух тысячелетий, сохранившийся с момента основания этого города. Мазанки вдоль узких переулков стояли одна за другой. В городе преобладали серые и черные тона. Все было очень маленькое и, возможно, выражало покорность судьбе. Над съежившимися домиками неожиданно возвышалась мечеть. Лысые головы мужчин были покрыты круглыми, как тыква, шапочками, а лица были похожи на маски. Всюду стояли пыль и грязь. И вовсе не потому, что иранцам нравилось жить в этой грязи. Просто, зная, что все усилия, направленные на борьбу с грязью, окажутся тщетными, иранцы предпочли смириться с ней. Мы остановились в маленькой чайхане, в которой стоял запах анаши. Мужчины стали бросать косые взгляды на Нино. А в углу, весь в лохмотьях и с медной пиалой в руках, стоял дервиш с открытым слюнявым ртом. Он отрешенно смотрел на присутствующих, будто приглядываясь к невидимому присутствию таинственной силы и ожидая какого-то знака от нее. Молчание дервиша становилось невыносимым.
– Я вижу, как на западе восходит солнце! – вдруг выкрикнул он, подпрыгнув.
Толпа вздрогнула. В дверях появился посыльный наместника:
– Его превосходительство велел поставить здесь стражу из-за обнаженной женщины.
Это касалось Нино, которая сидела непокрытой. Не понимающая фарси Нино никак не отреагировала на его фразу. Мы заночевали в доме наместника. А наутро наша охрана, оседлав коней, стала собираться с нами в дорогу. Нино отказалась надеть чадру, и, дабы не столкнуться с рыскающими по стране бандитами, они решили сопровождать нас до Тегерана. Машина медленно ползла по пустыне. Мы проехали Казвин с его древними развалинами. Здесь собирал свою армию шах Шапур. Кроме того, развалины служили местом встречи Сефевидов, художников, их покровителей и апостолов.
Автомобиль одолел еще восемьдесят миль вьющейся, как змея, дороги. Вскоре перед нами предстали ворота Тегерана, выложенные разноцветными плитами. На фоне далекого, покрытого снегом Демавенда выдавались четыре башни. Черная арабская арка с мудрым изречением смотрела на меня взглядом иблиса. Под большими воротами в пыли развалились покрытые ранами нищие и странствующие дервиши в лохмотьях и с вытянутыми, по-аристократически тонкими руками. Своими унылыми и печальными голосами они воспевали красоту величественного Тегерана. Эти люди приехали в город куполов много лет тому назад в надежде на исполнение своих заветных желаний. Сейчас же им оставалось лежать в пыли и посвящать отвергшему их городу свои печальные мотивы. Маленький автомобиль пробирался по лабиринту переулков через Топмейданы, проехав через имперские алмазные ворота и выехав на широкую дорогу, ведущую на окраину Шамирана.