Викинг. Ганнибал, сын Гамилькара. Рембрандт (Гулиа) - страница 11

Потом он отнес Кари к себе в избушку. Напоил его неким зельем, и Кари обрел наконец дар речи.

— Кто ты? — спросил Тейт.

— Где я? — спросил мальчик, не будучи в состоянии припомнить, что случилось с ним час тому назад.

— У меня, — ответствовал Тейт. — Ты упал с дерева, а потом очутился в воде. Наверное, ты большой шалун.

— Нет, — сказал Кари, — не шалун. Но я вправду забрался на дерево. И полетел вниз. Когда обломилась ветка.

Ему было немного страшновато наедине с бородатым мужчиной, похожим на странного дедушку из какой-то сказки, коих немало сказывалось в доме Кари.

— Я сын Гуннара, — объяснил он, дотрагиваясь рукой до лба, сильно пораненного при падении на камни.

— Гуннара, сына Торкеля?

— Да, Торкель был моим дедушкой.

— Хочешь, я напою тебя отваром, который утолит твою боль в суставах и во лбу?

— Хочу, — сказал мальчик и вскоре уснул.

А проснулся у себя дома: над ним хлопотала мать.

С тех пор и повелась дружба Кари с Тейтом, дружба неравная, и все-таки дружба.

Была в Тейте одна очень привлекательная для Кари сторона: он умел рассказывать складно про чужие земли и незнакомую жизнь. Он знал многое о желтолицых людях на востоке. Мог он рассказать и о странах, где нет ни снега, ни льдов, где круглый год светит жаркое солнце, способное вскипятить в полдень воду в котле. И еще много историй было припасено скальдом. Всего сразу не выложишь, если даже очень этого пожелаешь.

— А когда-нибудь, — сказал однажды скальд, — ты узнаешь нечто, отчего у тебя поджилки затрясутся.

— У меня? — удивился Кари. Эти слова Тейта показались ему удивительными. Поджилки могут трястись от чего угодно: человек испытывает различные чувства, ибо оказывается в различных обстоятельствах, иногда — очень опасных. Так создан мир. И человек вовсе не лишен страха. Но чтобы поджилки тряслись от рассказа — это уж слишком!

— Да, — подтвердил Тейт, — именно они и затрясутся, именно от рассказа, который вызовет страх, не меньший, чем горная лавина, несущаяся прямо на тебя. Но это — страх особого рода. Я бы сказал так: это страх сладостный, страх надежды, страх, избавляющий от отчаяния.

Всего этого понять было нельзя, и Кари прекратил свои расспросы, а Тейт не стал распространяться на этот счет. Он достал некие засушенные листья, растер их пальцами на ладони и сказал, протянув:

— Кари, положи на язык.

Кари исполнил это.

— А теперь прижми язык к нёбу.

Кари прижал.

— Жжет?

Кари кивнул.

— А теперь разжуй и выплюнь.

Кари исполнил все в точности.

— А теперь посиди немного, подумай и скажи, что чувствуешь?

— Что-то очень приятное. Словно брага зашумела в голове. Но не очень, а так — приятно-приятно.