Жизнь и смерть Михаила Лермонтова. Сказание об Омаре Хайяме (Гулиа) - страница 25

Девять дней и ночей провел Юрий Петрович в тарханском доме. Девять мучительных дней и ночей. Это тот минимальный срок, когда, по обычаю, необходимо «побыть» с покойным. На девятый день — поминальный обед…

Наступил день десятый… И теперь уже ничто не может удержать Юрия Петровича в этом постылом для него доме. И он уезжает к себе в Кропотово. Покуда оставляя сына. На попечение его бабки.

И в этом случае обнаруживается решительность и настойчивость Елизаветы Алексеевны.

Словом, Юрий Петрович уступил.

Что же все-таки произошло?

На этот счет не имеется доподлинных документов. Однако картина поддается описанию и исследованию.

Аргументы Юрия Петровича: он не может долее жить в этом доме. Он вынужден уехать к себе, в Кропотово. Сын есть сын, он любит сына, а посему забирает его с собою. Верно, достаток будет не тот, но что поделаешь, придется напрячь все силы и возможности. Ради сына.

Аргументы Елизаветы Алексеевны: верно, жить Юрию Петровичу здесь, должно быть, невмоготу. А сын есть сын. Это можно понять. Но ведь надо понять и Елизавету Алексеевну: это ее внук! Не может она без него. Достаток для ребенка, тем более болезненного, очень важен. Нельзя подвергать Мишеля риску. Елизавета Алексеевна сделает для него все, она отдаст ему все свое немалое имущество. Она позаботится о нем. Отец может наезжать, может видеться и даже иногда брать сына с собою.

Была обещана «помощь» и Юрию Петровичу. И она воспоследовала. Именно эта «помощь» в значительной степени повлияла на его уступчивость в вопросе о сыне.

Юрий Петрович уехал к себе после мучительных девятидневных разговоров с тещей. И Мишель навсегда лишился и матери, и отца. Хотя время от времени Мишель и виделся с отцом. Хотя время от времени Юрий Петрович требовал сына к себе. Но одно дело — видеться, а другое — жить с отцом и чувствовать его локоть каждодневно.

Достаточно ли было для мальчика бабушкиной любви — безотчетной, всепоглощающей, слепой? Наверное, да. И тем не менее недоставало родительской. Одна любовь в семье не заменяет полностью другую. Это давно известно.

Елизавета Алексеевна дала обет: она поклялась сделать для внука все возможное и даже невозможное.

И она это сделала. И это было подвигом ее. Трудным и радостным. Поэтому никогда не померкнет имя Елизаветы Алексеевны Арсеньевой.

Итак, завершился первый акт семейной драмы. Со смертью Марии Михайловны. Ее возраст точно определен в надписи на надгробии: 21 год, 11 месяцев и 7 дней.

Над прудом среди дубравы

Помещичьи усадьбы редко обходились без обширного сада, без зеленой рощи и большого пруда. В этом смысле Тарханы не представляли исключения. Здесь, на лоне природы, в стенах просторного барского дома, протекали детские годы Мишеля Лермонтова. Бабушка делала все, чтобы внук ее рос в полнейшем достатке. Ни в чем ему не было отказа. Забавы его не ограничивались. Летом — пруд, прохлада в тени деревьев, зеленые лужайки, а зимою — ледяная гора, санки, игры в теплых покоях. Бабушка звала к себе плясуний и певиц. Приходили ряженые, которых на это время освобождали от повседневных работ. (Разумеется, устроить сыну такую жизнь Юрий Петрович не смог бы.) И, можно сказать, ни единой минуты без бабушкиного глаза. Она спала с ним в одной комнате, прислушивалась с тревогой к его дыханию по ночам, когда Мишель болел. И хозяйственными делами занималась теперь Елизавета Алексеевна только ради своего внука. Ибо. он был для нее всей жизнью, всем миром, светом ее очей. Желание Мишеля — закон для бабушки, для всех, кто жил в Тарханах. Баловень, скажете вы. И не ошибетесь: да, баловень!