Робкий стук в дверь.
— Придется тебе уйти, извини; это аделина.
Но это была аглая, пришедшая одолжить рубль, покурившая, пощебетавшая, присев на край солдатской общежитейской постели, и убежавшая в буфет, чулочки черненькие, челочка, мульки на грудках, шаль с каймою, тень от ресниц. Потом — без стука — пришла и аделина.
— Почему не стучишь?
— А я все проверяю, — отвечала Аделина, — не педик ли ты.
— Так не проверишь, — сказал Мансур, — на ключ бы заперлись. Да это и не модно, Аделина.
— Не модно, но встречается.
— Ты сомневаешься, что я настоящий мужчина?
— Нет, она сомневается, что я, — сказал Кайдановский. — Не оправдывайся. Привет, я пошел. Мой тебе совет, Аделина, ты вообще меньше говори. Молча ты лучше.
— Молча и ты лучше, Кай, — заметила аделина.
За затворившейся дверью Мансур начал воспитывать ее, и совершенно напрасно.
— Женщина, — услышал Кайдановский, уходя, — права голоса, когда мужчины говорят, не имеет.
Услышал в ответ:
— Хоть у тебя и гарем, мы пока еще не в Азии.
Что правда, то правда: к Мансуру хаживали все, как известно, от аглай до аделаид; Люся, похоже, тоже была бы не прочь, но у Мансура имелись свои строгие правила в дополнение к вольным нравам; а уж какая Азия? Туман, снег, снегодождь, гололед, холодок, из подвала веяло мерзлым болотом, подземным ходом в казематы, чахоточной гнилью. Азию присылали Мансуру в фанерных посылках, она рассыпалась фисташками, вяленой дыней, гранатами с алой липкой кровью, медными браслетами, которые он дарил аглаям и аделаидам, алевтины предпочитали кольца (Мансуровых рабынь можно было определить по самофракийским браслетикам и колечкам), сработанные им в подвальной мастерской на настольном токарном станочке, а аделины любили самого Мансура и алое терпкое вино. Зато Мансура терпеть не мог Комендант, все хотел застукать с дамой, да не получалось, не везло Коменданту, к тому же большинство аделин были местные и принимали Мансура дома в отсутствие родителей.
Условным стуком постучал в стенку Ван И:
— Мансур, Гоминдан идет!
Комендант железной, извините, поступью Каменного Гостя вступил в коридор; Ван И, отличавшийся феноменальным слухом, знал о его грядущем приближении, едва Комендант вступал на лестницу, ведущую на второй этаж, на нижнюю ее ступень.
Мансур открыл шкаф. Комнату от комнаты отделяли не капитальные стены, а перегородки; в перегородке вынут был кусок; по обе стороны проема стояли шкафы с закамуфлированными шторами задними стенками. Уж на что Комендант, отставной чекист, был дока, но до такого придворного варварства он не смог додуматься. Аделина нырнула в шкаф и благополучно очутилась в комнате Ван И, откуда и вышла, когда Комендант ворвался к Мансуру, застав его лежащим на койке и задумчиво читающим газету с желтым кругом от чайника.