С другой стороны, и я ведь ему верю и готова идти вместе с ним — хотя он вполне может оказаться аферистом, который меня подставит, вроде проклятого Джо. Или трусом, который сбежит в решающий миг, или слишком самонадеянным дураком, который ничего не сможет сделать, погубив и себя, и меня, или, может, просто увидев, что ничего у него не выходит, сдать меня полиции или выманить из меня путем шантажа приличную сумму. Но почему-то я ему верю — наверное, потому, что другого выхода все равно нет, и если бы не он, я бы и сегодня напилась, и завтра, и сидела взаперти, и теряла разум, силу и волю, и проиграла бы все. А теперь благодаря ему у меня есть шанс сыграть и выиграть — пусть шанс на победу невелик, но он есть, а значит, стоит попробовать…
Красиво-то как вокруг, Господи! Я ведь в город не выбиралась почти три недели, сидела дома, не выходя никуда, — и сейчас еду не спеша, и смотрю по сторонам, и любуюсь тем, что вижу. Но одновременно чувствую, что Лос-Анджелес мне уже чужой — потому что знаю, что так или иначе его покину, отправившись либо в тюрьму, либо в Европу.
Когда пришел момент выезжать, я вдруг почувствовала себя дискомфортно — вот что значит пьянствовать и нюхать столько времени в своей берлоге. Мне показалось вдруг, что мой дом — самое безопасное место во всем мире, а покинув его, я сразу стану уязвимой и слабой, как крот, вылезший случайно из темных подземных коридоров на солнечный свет. Я так думаю, что это остатки депрессии во мне сработали — и я, естественно, сделала вид, что ничего не происходит, что все классно, и улыбалась неискренне, и Рэй, сидевший напротив меня за чашкой кофе, кажется, ничего и не понял. Я быстренько скомкала завтрак — чтобы не затягивать с выездом — и сказала ему, что кофе можно и в городе попить.
Даже в своем “Мерседесе” я почувствовала себя неуверенно — словно в первый раз сажусь за руль незнакомой и опасной машины. Потому и поторопилась выехать за ворота — и оказаться в опасной зоне, зная, что обратного пути нет. И вправду, когда выехала, самочувствие поменялось — вместо желания спрятаться в свою раковину и оставаться в ней ощутила движение адреналина, впрыскивающегося небольшой дозой в мою кровь. И возбуждение пришло, и я громко и несколько патетично сказала себе:
— Игра началась, мисс Оливия Лански! Ваша последняя игра!
Прозвучало не слишком оптимистично — вроде последней охоты волка Акелы из мультфильма “Маугли”, который я обожала в детстве. Может, куда лучше выглядела бы бендеровская фраза из “Двенадцати стульев”: “Лед тронулся, командовать парадом буду я!” Но я же себе говорила, и всегда верила и верю до сих пор, что первая реакция самая правильная — она, с одной стороны, импровизация, а с другой — организм ее выдает, основываясь на накопленном опыте, знаниях, умениях. Это как удар в фехтовании — где проигрывает тот, кто думает, и выигрывает тот, кто действует на инстинктах и подсознании.