- Как он? - старый Аленин подался ближе к ведунье.
- Не помнит ничего. Говорит, что когда погнали табун в падь, услышал выстрел, что-то ударило в бок, и он слетел с коня, ударился головой и всё.
Марфа покачала головой:
- Не знаю, что и думать, Афанасий Васильевич. Казаки то с атаманом говорили, что Тимофей всех хунхузов убил. Других следов не было. А он не помнит ничего.
Афанасий Васильевич пригладил ладонью свою седую бороду:
- А ты что думаешь? Все знают, что ведунья ты сильная и знахарка знатная.
- Не знаю, не сталкивалась я с таким. И бабка, что учила меня, тоже не сталкивалась. А вот её бабушка, моя прапрабабушка говорила, что был у неё случай, когда в одном теле как бы два разных человека жили.
- И что делать?
- Не знаю. Смотреть буду. А может быть тот другой, что не Тимофей, появляется только в минуты смертельной опасности для них обоих? - знахарка ласково улыбнулась старику. - По сути, он же спас Тимофея, да и убить варнаков столько - это каким же воином справным надо быть?
- Да... - продолжая оглаживать бороду, протянул Аленин. - Уж насколько я в молодости был умелым казаком, но такого количества ворогов точно бы не одолел. Так что мне делать, Марфа?
- А ничего! Живите, Афанасий Васильевич, как жили. Внука выхаживайте от ранений. А я наезжать буду, смотреть. Может быть, что и прояснится.
Женщина приобняла старика:
- Всё хорошо будет, дядя Афанасий. Тимоха жив. Молодой. На поправку быстро пойдет. Да может и ошиблась я, привиделся мне взор старика. Ладно, поехала я в станицу.
Женщина подошла к телеге, села в неё и, понукая лошадь вожжами, стала разворачивать телегу для выезда со двора.
- Прощевай, дядя Афанасий! - Марфа задорно улыбнулась, показав ровные белоснежные зубы. - Завтра, ближе к обеду подъеду, посмотрю, что там докхтур наш намудрит.
Затрусила кобылка, и телега, поднимая пыль, покатила со двора. Сидевшая в ней женщина прощально махнула старому Аленину рукой.
Афанасий Васильевич немного постоял во дворе, провожая взглядом уезжающую знахарку, затем потихоньку пошёл к дому. С трудом поднявшись на крыльцо, старый казак зашёл в сени и медленно проковылял в горницу, где на кровати лежал забинтованный внук.
Склонившись над Тимофеем, дед осторожно погладил его чёрные вихры волос, торчавшие из-под перевязочной ткани. Как будто почувствовав это, Тимофей открыл глаза:
- Деда, всё хорошо?
- Хорошо, внучек. Всё хорошо, Тимоха! - по загрубелому лицу из глаз старого казака, теряясь в бороде, потекли слёзы.