Ватсон швырнул перо поверх листа, усыпая текст кляксами своего отчаяния. Вскочив, он стал метаться по комнате, растирая запястья и топорща усы.
Раздался стук в дверь.
Доктор знал, кто стучит. Он саркастически каркнул:
– Открыто.
Доктор не ошибся, на пороге стоял насильник в сюртуке его друга, в рубашке с отогнутыми воротничками – любимой рубашке друга и с трубкой того же друга в зубах. Кроме того, он имел наглость улыбаться мудрой дружеской улыбкой.
– Знаете, Ватсон, я даже рад, что все так получилось.
Холмс вошел внутрь, закрыл за собою дверь и сел к столу. Посмотрел на исписанные и забрызганные листы.
– Это могла быть ваша лучшая повесть. Простите, что я ее, кажется, испортил.
Грудь доктора вздымалась все выше и выше с каждым словом гостя.
– Повесть?! Вам жалко только ее?! И ничего больше?!
– Что еще я, по-вашему, испортил?
– Хотя бы нашу дружбу! Надеюсь, вы понимаете-после того, что я увидел наверху, отношения между нами изменятся.
Холмс дочитал до конца лежащую перед ним страницу.
– Великолепно! Какая экспрессия! Какая живость изложения!
– Вы издеваетесь надо мной?! Я это писал кровью сердца! Я не позволю… Я разрядил свой револьвер, но ничто не помешает мне…
Холмс резко повернулся на стуле в сторону говорящего. Глаза сыщика были печальны, трубочный дым вяло тек из приоткрытого рта.
– Вы способны убить меня?
Ватсон отвел взгляд, но ответил твердо:
– Да. Но только в честном поединке.
– И будете настаивать на нем, даже если я дам объяснение случившемуся?
– Дайте объяснение, и я решу, как мне вести себя дальше.
Прежде чем начать говорить, Холмс затянулся своей трубкой, но было видно, что табак не доставляет ему привычного наслаждения.
– Сегодня печальный день, Ватсон. Печальный по многим причинам. В частности потому, что отныне наши отношения никогда уже не станут прежними. Даже если мы не будем стреляться. Во-первых, я начинаю другую жизнь. Во-вторых, вы сейчас узнаете, что все эти годы я был не тем, за кого вы меня принимали.
– Многословно, но непонятно.
– Начнем с того, что я женюсь, Ватсон.
Заявление было столь сильным, что доктор был сбит со своего непреклонного настроя. Лицо сделалось мягче, глаза растерялись.
– Да, мой друг, да. Та женщина, которую вы видели в моих объятиях в столь решительный момент, – моя возлюбленная. Возлюбленная настолько, что я решил связать с нею остаток своих лет. Кстати, Ватсон, я не думаю, что вам следует брать за правило врываться в комнату в тот момент, когда запершаяся там пара…
– Я хотел помочь! Я думал, что мисс Элизабет угрожает опасность.
– Вы думали, что этот эпилептик Яков на нее набросился?