Я увидел, как перекосилась физиономия Шевякова. Этот туалет располагался как раз возле комнаты Маруси, с которой бывшему сторожу после состоявшегося меж ними объяснения встречаться было весьма болезненно. Младшая дочка Модеста Анатольевича, кажется, еще почивает после обеда. Инспекция этого туалета может быть ею истолкована превратно. Все дело в необычном устройстве этого отхожего места, оно имеет два входа, один из коридора, второй из комнаты Маруси. Так что, входя к бачку, Шевяков в известном смысле проникал и в жилище девицы, то есть туда, откуда его совсем недавно и решительно выставили.
Но неисправный туалет есть неисправный туалет, Леня в силу своего характера не мог допустить такого безобразия. Мы отправились.
Пока новый сторож боролся за нормальную водосбрасываемость бачка, Шевяков стоял бледный, напряженный, явно боясь Марусиного появления. Но за ее дверью было тихо. На шум сантехнических работ явился Арсений Васильевич Барсуков, человек, еще неделю назад казавшийся мне странным и милым, а теперь представляющийся странным и опасным. Кто он такой? Сам он о себе ничего не рассказывает, Модест Анатольевич от разговоров на эту тему, усмехаясь, уходит. Маруся, само собой разумеется, ничего о нем знать не может. Приехал Арсений Васильевич в дом академика неделю назад, был рекомендован «стариннейшим другом», но было видно, что гость он незваный. Да и «стариннейшим другом» шестидесятилетнему академику этот максимум сорокалетний дядя быть не мог.
Почему он мне сначала показался милым? Маруся как-то на кухне порезалась рыбным ножом. Увидев это, Арсений Борисович тут же принес флакончик с какой-то мазью, помазал рану и сказал, что к вечеру все пройдет. Все прошло уже через два часа. На месте пореза был едва различимый белый шрам. Увидев результат действия своего лекарства, Арсений Васильевич повел себя странно. Тут же исчез на целые сутки. Вернулся мрачный, ничего не объясняя, заперся в своей комнатушке. Повел жизнь настоящего барсука. На животное это он был и внешне похож. Массивностью, неторопливостью, а главное, мощными, в стороны от щек расчесанными бакенбардами. Что-то было в нем неприятно-таежное.
Леня потянул за фаянсовую каплю, вода с радостным шумом хлынула из бачка. Вслед за этим шумом раздался шум в комнате Маруси. Нервный аспирант тут же торопливо объявил, что осмотр хозяйства окончен. Леня завел было речь о колонке в ванной, но Шевяков был непреклонен.
– Нет, все-все, сам потом разберешься. Пойдем в сторожку.
Бросив в сторону старого знакомого внимательный и удивленный взгляд, Леня стал собирать ключи в фанерный ящик. Шевяков нервно кусал губы, правая рука у него чуть подергивалась. Я переживал минуты блаженства. Браво, Марусенька, представляю, какого она вручила бедному биологу «гарбуза», так, кажется, говорят на изобильной родине нашего неторопливого Леонида.