На этом месте патриотически настроенная часть компании возмутилась и в один голос, хотя и в два горла, заорала: «Да ты гонишь!» В том смысле, что ты ври, да не завирайся. Потому что поверить в высокие зарплаты и личные автомобили еще можно. Труднее поверить в фирменные джинсы на бездомных, но тоже еще можно: в конце концов, есть же такие джинсы у некоторых, даже у многих свердловских школьников. Но насчет пива чувака явно заносит, или, сказать интеллигентно, он несколько преувеличивает.
Потому что баночное пиво… То есть не такое баночное, как у нас, в стеклянной трехлитровой (вариант — пятилитровой) банке, а другое. Короче, на Западе продают пиво в герметических металлических банках. Какого у нас никто и не видывал. У нас пьют пиво разливное. А если повезет купить, то бутылочное. А самые крутые — партийно-хозяйственная верхушка или у кого блат, короче, всякие уроды типа Стивиных и Кириных родичей, — те пьют пиво бутылочное чешское «Пльзеньское». И поэтому если на Западе бездомные пьют настоящее баночное пиво, то нам пора уже реставрировать капитализм, хотя, скорее всего, чувак несколько преувеличил.
Затем заметили, что отвлеклись, глянули на часы и стали рядиться, где и когда встречаться, потом Кирюша со Стивой пошли домой. А потом, конечно, вспомнили, что с продуктом так и не определились. Но вспомнили уже все поодиночке. Пришлось каждому действовать на свой страх и риск.
Олег подумал, что чекушки, пожалуй, впрямь маловато будет. Как, впрочем, и пузыря. Надо взять бутылку водки и бутылку вина. Мы с Кирюшей выпьем по паре рюмок, а потом будем вино, а алкаш Стива пускай всю оставшуюся водяру хлещет.
Оставалось купить. Дождавшись ухода родителей, Олег положил в карман паспорт и надвинул шапку на уши: чтобы его не узнали. Кто-нибудь из соседей, случайно оказавшийся в винном отделе. И пошел в лавку.
Дом его, как это нередко бывает в горнозаводской столице, стоял на склоне, который на протяжении длины дома понижался на целый этаж, где и обустроили нулевой этаж с магазином. Олегу предстояло выйти из подъезда, обогнуть дом и войти в магазин, но этот краткий путь стоил юноше около миллиона терзаний.
Увидеть Олега могли при входе в магазин, в самом магазине, а также при попытке покинуть скабрезное заведение. Поэтому, выйдя из подъезда, он не свернул за угол, а пошел прямо. Шел, пока не достиг такой точки, из которой, обернувшись, он получал вид на обе стороны дома — и во двор, и со стороны улицы. Никого из знакомых не было ни там, ни сям. Тогда он присел якобы завязать шнурок и сидел долго, а когда поднялся, сбив таким образом с толку гипотетического случайного свидетеля, который мог бы удивиться, что юноша шел вперед, а потом вдруг повернул назад: уж не в винный ли магазин? — направился обратно к магазину.