– Дяденька, я тебя спасу! Покажись… – шелестел он, и его шепот еле слышным эхом отражался от мокрых стен, таял в звоне пещерной капели.
Кричать боялся: могли услышать санитары. С каждым часом бесплодных поисков всё больше верилось, что сбежал не обычный белый (такого бы давно уже нашли), а тот самый, Мотыльков спаситель. «Точно – мой!» – радостно и нежно думалось мальчику. Когда Мотылек изучал третью пещеру, следом вошли санитары. Трещотки их звучали устало, голоса – зло и тихо. Мотылек летучей мышью взметнулся по камням за темный валун куда-то под самый потолок, вжался лбом в гигантский сталактит, зажмурился, окаменел.
– Искать, сволочи! Искать, гады! – командовал низкий голос; Мотылек узнал бас Любиного отца.
Сквозь зажмуренные веки уловил движение света в пещере – это яркие фонари шарили по стенам. Искали долго и тщательно. Могли бы найти и Мотылька, но он сидел очень уж высоко. Переговаривались, сплевывали. Один запустил со злости камнем в потолок пещеры, тот загрохотал по валунам гулко, будто смеясь. Никого не обнаружив, ушли дальше. Но кто-то один еще оставался, топтался, стуча тяжелыми подошвами. Мотылек уловил запах дыма и, приоткрыв глаза, осторожно высунулся из-за сталактита. Главный санитар. Он сидел на камне у самого входа в пещеру, сгорбленный, и курил, глядя на волны. Огненная шевелюра пламенела на закатном солнце, сизое дымное облако стелилось к камням. Вдруг он резко повернулся к пещере и вперился в темноту.
– Ты здесь, с… политическая? – громко и отчетливо спросил тишину. – Ты здесь, сволочь под грифом «Ч»?!. А ну, выходи!
Мотыльку показалось, что главный санитар смотрит ему прямо в глаза. Сердце колотилось о холодный валун так громко, что могло выдать. Но тот уже опустил голову низко на грудь.
– Господи, меня же самого под грифом «Ч» пустят… – услышал Мотылек его трагический шепот. – Даже на учет поставить не успели, собаку… Господи, за что мне это…
Докурил, обреченно выбросил непогашенную сигарету в глубь пещеры – она золотой кометой пронзила бархатную черноту – и вышел.
«Так и есть: он! Мой сбежал! Мой!» – возликовал Мотылек. Но только мальчик хотел спуститься из своего укрытия, как внизу раздался чей-то сдавленный смех. Вновь припал лбом к сталактиту и замер. Из-за большого валуна, приглушенно хихикая, вылезали двое.
– Тебя же накажут, – знакомый женский голос.
Мотылек напряг зрение, и ему показалось, что в темноте он видит рыжие кудри. Люба?
– И тебя отец не похвалит, если узнает, – голос мужчины.
– Ему сейчас не до меня – сам слышал… Как отстали от всех, так и догоним потом – никто и не заметит.