Я посмотрел студенческие письма за последние полмесяца и дальше бросил, потому что все они были приблизительно одного содержания: хвалили Каролину как преподавателя, передавали приветы, вспоминали, как они жили и учились в России.
Мохамед Ашур писал:
«Здравствуйте, товарищ преподаватель! Вы самый лучший преподаватель! Вспоминаю о Вам и о Россия всегда. Большой привет из Каира! Поздравляю с русским праздником Новый год!»
Хулио Гарсиа:
«Здравствуйте, Каролина Сергеевна! Как Вы? Я уже вернулся в Буэнос-Айрес! Все супер! Поздравляю с Днем России, желаю отдыхать прекрасно, стать еще красивее и великолепнее. Я буду всегда помнить о вас!»
Алибаба:
«Здравствуйте, Каролина! Как дела? С праздником вас День России 4 ноября! Хочу сказать большое-большое спасибо! Русский язык часто использую. На работе помогает. Никогда не забуду, как мы учили падежи. Падеж номер один, падеж номер семь ☺ Большой привет Вам передает Амал Эльдин и его жена Надира. Кстати, у него родилась девочка Талиба. До свидания! Вы будете счастливая!»
Марк Леме:
«Здравствуй, Каролина! Давно хотел писать тебе, сейчас есть повод. Я еду в Россию, в твой город, у меня будет много оккупации там, и я хочу еще учить русский язык. В Франции это популярно сейчас. Я еще очень мало образованный. ☺ Надеюсь на твое общество! Я буду у вас 18 ноября».
Ничего особенного, если не считать того факта, что и Каролина оказалась не без методического греха. Переписка оставила свидетельство, потому что студент по имени Алибаба упомянул падеж номер семь, в то время как в русском языке падежей только шесть. Справедливости ради надо сказать, что седьмой падеж когда-то тоже имелся, но сейчас от него остались только жалкие остатки в словах типа «отче», «боже», «княже», «чего тебе надобно, старче!». Звательный падеж, или падеж номер семь, настолько редкое в современном русском языке явление, что даже из школьной программы его, кажется, исключили. Впрочем, я уже начинал привыкать, что методы у наших преподавателей самые причудливые. Одна преподавала русский язык через латынь, другая – через старослав.
Все от большого ума.
Сначала я думал, что читать переписку другого человека будет неловко, но неловкости не ощущал. Дело в том, что в основном в ящике заведующей нашей кафедрой хранились деловые письма, личное проскакивало лишь изредка, да и то было невинно, как степные колокольчики. Кстати, о деловых письмах: с любым другим адресатом я бы уже давным-давно уснул, но даже формальные письма Каролина и ее коллеги – в основном тоже гуманитарии – писали так, что читать было любопытно.