Принц заморгал и перевел недоверчивый взгляд на деда Амфата. Вот этот сморщенный, похожий на сушеный чернослив, тощий старик — великий воин?
— Большой силы был человек, о подвигах его во всех кочевьях говорили, — продолжал сосед с гордостью.
— А где же его семья? — осторожно поинтересовался Вей Ши.
— Ээээ, — горестно махнул рукой сосед, взял кальян, затянулся. Вей Ши вежливо ждал — трубку передали ему, и он тоже вдохнул дым. — Никого не осталось, — наконец, проговорил старик. — Вся семья отравилась дурной водой и померла от лихорадки, еще когда пустыня здесь была. Жена, дети с женами, внуки. Он внука на себе в Тафию приволок, как только открылся город, хотел молить Владыку Четерии об излечении. Но не успел. Похоронил. С тех пор ноги временами и отнимаются.
Вей молча покачал головой и, снова затянувшись, взглянул на деда Амфата и быстро опустил глаза от кольнувшего в сердце стыда. Непривычного и неожиданного. Но никто не укорял его и отбирать кальян не спешил. Дурманящий дым расслаблял тело. Вокруг стоял шум, вокруг плескался хаос, но энергия струилась добрая, живая. И Вей Ши, сытый и полусонный, сидел среди гомонящих людей, слушал тягучие песни Песков и не ощущал теперь ни раздражения, ни злости, ни головной боли — словно его восприимчивость разом отключилась.
"Когда слишком сладко, не чувствуешь сладости, когда слишком больно, не ощущаешь боли", — как-то сказал ему Мастер. А потом растоптал, подняв на него руку; окунул в котел из кипящих человеческих эмоций, вышвырнув в яркую громкую Тафию с камнем обиды на плечах, заставил заниматься тяжелым физическим трудом и плотно взаимодействовать с людьми.
Красноватые отблески от светильников на белоснежных стенах домов смешивались с причудливо пляшущими тенями — и в тенях этих Мастер клинков улыбался, глядя на ученика. И Вей будто раскачивался взад-вперед, хотя не двигался с места, будто дремал, хотя видел все. Шум обтекал его, огни плясали вокруг, и не замечал внук императора, как он с закрытыми глазами улыбается в ответ, положив руки на колени ладонями вверх и скрестив ноги. Зато казалось ему, что чувствует он все вокруг: и щедрую землю Песков, и прохладную, широкую стихию реки Неру, и дуновение ветерка, и тепло огня…
— Хорошо-то как, — вдруг сказал один из стариков. Голоса доносились как сквозь туман. — Ровно сто лет с плеч свалились.
— Как маслом сладким душу мазнули, — благоговейно прошептал кто-то еще.
— Шелками сердце устелили, — согласился третий.
— Чудеса, — слышались голоса. — Чудеса. Ай, хорошо на душе, плясать хочется. Ай, плясать.