Этот, выходящий из вод истории организм, нес в себе транснациональную плаценту, обиталище эфирократии, людей воздуха. Людей, которые умеют строить воздушные замки и при случае успешно торговать ими. Помните, был такой роман Александра Беляева "Продавец воздуха"? Но это не совсем то. Как не совсем то и прочтение данной страты в координатах модифицированной геополитики, т. е. сближение его с категориями талассократии, телурократии (культур "воды" и "суши"). Читая подобные геополитические тексты, не могу избавиться от ощущения какого-то их органичного дефекта, хотя вроде бы речь идет о занимательных материях, но вот с современной ситуацией они все-таки слабо соотносятся. Одну из попыток вынужденной модернизации предпринял в свое время, если не ошибаюсь, Карл Шмидт, введя понятие аэрократии, как нового пространства деятельности. Но "люди воздуха" все же нечто иное, скорее уж действительно "продавцы воздуха", т. е. торговцы виртуальными ценностями: символическими деньгами и их многочисленными производными, информацией, различными коммуникациями, видеопродукцией и телеэфиром, нематериальной субстанцией знания, образования, пропаганды и разнообразными клонами влиятельного семейства социогуманитарных технологий.
Однако вернемся к вопросу о России. Что же случилось? Семидесятые годы — время, когда в мире развернулся процесс глобальной трансформации, — в СССР ощущались как "застой", т. е. как время, когда ничего не менялось! Если вдуматься, это поразительная историческая коллизия. В мире происходили стремительные, революционные, радикальные изменения, а в Советском Союзе медленно угасала пассионарность предшествующих шестидесятых… Ощущение глобальной революции отсутствовало не только в обществе, но и в правящих кругах, поскольку, как уже говорилось, была стерилизована политическая мысль, подавлена социальная активность, выкорчеван социогуманитарный креатив, — все это было низведено в маргинальные слои, в свою очередь превращенные в поля "охоты на ведьм", и исторический шанс был упущен.
Тем не менее, несмотря на издержки и деформации, становление постиндустриальной культуры и сопутствующего ей "нового класса", как и всякий системный процесс, обладал большой инерционностью. И заодно таким экзотическим свойством, которое Руперт Шелдрейк (в своей области) определял как морфологический резонанс. Иначе говоря, если где-то имеет место фундаментальная новация (мутация), то она — причем не всегда понятными путями — проявляется и в других средах, в том числе не связанных между собой непосредственным образом. Так что и в России-СССР процесс становления постиндустриального уклада сопровождался специфическим социальным строительством, становлением, хотя и усеченной, версии "четвертого сословия", искавшего и находившего собственные пути к рычагам власти.