— Ах, да, вы же только прибыли, и не знаете последних сплетен, — усмехнулся капитан. — Этот до крайности развязный для его положения молодой человек — незаконнорожденный сын графа Вадима Дмитриевича Блудова. Тот, правда, всячески открещивается от плода своего греха, но сие, как вы сами понимаете, после огласки мало кого волнует. Будучи простым солдатом, сумев проявить храбрость и изрядную находчивость, попался на глаза репортерам, но что еще более важно — цесаревичу! Молодца заметили и теперь он местная знаменитость, нечто вроде ученого медведя, умеющего танцевать барыню.
— И какова вероятность, что граф признает своего байстрюка?
— Трудно сказать. Вадим Дмитриевич, насколько я знаю, решительно настроен против, а приказать ему, сами понимаете, никто не может.
— А что за история с флотом?
— Вы и об этом слышали? Ну, тут все просто, он, как выяснилось еще и весьма недурно разбирается в гальванике, и даже что-то им починил однажды. Спохватись они чуть ранее, Будищева просто перевели бы в морское ведомство, но теперь он старший унтер-офицер и георгиевский кавалер, да еще и история с происхождением…
— А сам он что хочет?
— Господи, да кто же его будет спрашивать! Хотя, кое-кому такая блажь пришла, но ответ был столь удивителен, что я иногда даже сомневаюсь, не анекдот ли это.
— И что же он ответил?
— Он сказал, цитирую, что "в гробу видел обе эти перспективы", чем изрядно фраппировал окружающих!
— Не может быть! — засмеялся Барановский, но затем, отойдя в сторону, задумался. — "Гальванер, изобретатель, просто человек с неординарным мышлением, нет, такого самородка упускать нельзя!"
Дмитрий с тоской смотрел на мичмана Нилова и ругал себя последними словами. Сколько раз говорил он себе: — "язык твой — враг твой", — но все еще регулярно попадал в неловкие ситуации, ляпнув что-нибудь не подумав. Вот и теперь… впрочем, обо всем по порядку.
Нилов, как видно не оставивший мысли перетащить Будищева на флот, отсутствовал недели две, а затем снова появился в ставке цесаревича. История с предполагаемым бастардом рода Блудовых набирала все большую огласку, и дошла, наконец, и до великого князя Константина Николаевича. Генерал-Адмирал слыл человеком либеральных взглядов и оттого пользовался немалым авторитетом в кругах, кои принято называть прогрессивными. Решив, что этот случай весьма удобен для поддержания своего реноме, он приказал немедля наградить героя давно полагающимся ему знаком отличия военного ордена. К тому же, неведомо как, узнав об истории с нехваткой золотого креста, не стал скупиться и распорядился прислать Георгия первой степени. Цесаревич, мягко говоря, недолюбливавший августейшего дядю, услышав об этом, счел себя уязвленным и пообещал сжить военных чиновников со свету, если они не исправят немедля своей ошибки.