— Что за глупости ты говоришь! Геся любит Николая, а я люблю Софью, и она ждет меня!
— Прости, дружище, — покачал головой Дмитрий, — это не я говорю глупости!
— Что ты имеешь в виду?
— Скажи мне, ты уже написал госпоже Батовской, что теперь всю жизнь будешь ходить с элегантной тросточкой?
— Тебя это не касается! — задохнувшись от злости, отчеканил Лиховцев. — И вообще, не смей никогда говорить о моей невесте подобным тоном.
— Значит, не написал, — вздохнул Будищев и вдруг резко развернулся.
Из дверей госпиталя вышли два хорошо одетых господина, и проследовали мимо, перебрасываясь на ходу короткими фразами на смутно знакомом Дмитрию языке. Впрочем, проведя столько времени на рынке в нем немудрено было опознать идиш.
— Это что у вас тут, за посетители? — не без удивления в голосе спросил он.
— Кажется, вчера привезли раненого коммивояжёра или кого-то в этом роде, — отрывисто буркнул, все еще чувствовавший себя обиженным Алексей.
— О, как! И где этот бедолага попал под пули?
— Не знаю. Я вообще, об этом случайно узнал, от… неважно от кого.
— Понимаю, — вздохнул унтер. — Ладно, Леха, не дуйся на меня. Сам знаю, что язык у меня иной раз как помело, но мы ведь друзья, а врать друзьям вообще последнее дело.
На другой день, Дмитрий снова увидел этих господ, выходившими из канцелярии цесаревича. Точнее сказать, они не вышли, а выбежали, причем вид у них был довольно испуганный. Следом раздался грозный рык, в котором люди, довольно прослужившие в ставке, безошибочно определили голос великого князя.
— Негодяи! Воры! Мерзавцы! Всех в Сибири сгною!
Услышав эту филиппику, все тут же попрятались и лишь караульные, которым бежать было не положено по службе, застыли подобно каменным изваяниям.
— Что случилось? — удивленно спросил у знакомого писаря Дмитрий.
— Их императорское высочество бушуют! — пожал плечами солдат, как чем-то само собой разумеющимся.
— И часто он так?
— Сашка-то? Нет! Он все более смирный, так уж если выведут из себя, тогда… ой.
Тут, работник пера и чернил, видимо сообразил, что назвал цесаревича — Сашкой, и что это может плохо кончится, особенно если дойдет еще до кого-нибудь.
— И кто же нашу надежду на светлое будущее так наскипидарил? — с деланным безразличием спросил Будищев, сделав вид, что не придал оговорке писаря значения.
— Известно кто — жиды! — буркнул рыцарь чернильницы, проклиная свою словоохотливость.
— Эти могли!
— Вот что, некогда мне с тобой тут, — заторопился писарь, с опаской поглядывая на унтера, но тот преградил ему путь.
— Да ладно тебе! — миролюбиво улыбнулся Дмитрий, — Рассказывай, в чем дело-то?