- Кто там треплется? – Подоспевший Хруст опустился рядом и вопросительно взглянул на застывшего в оцепенении полковника. Тот так увлекся, что даже не сразу и ответил.
- Не все слова понятны. Но это берлога Зураба. – Наконец выдал он. – Там его баба и ребенок малый.
Глаза командира превратились в два блюдца.
- Вот эта инфа! Да за такое торговец нам обязан лучшее из возможного подогнать.
Константиныч не подвел, отсыпал добра щедро, да такого, что даже привыкший к разносолам Хруст одобрительно цокал, проверяя костюмы и медикаменты.
- В таких вот ЦКЗ работали, вся верхушка Минздрава такие имеет.
Командир довольно похлопал по упаковке со снаряжением. Каждый костюм был оснащен полным баллоном кислорода, о чем свидетельствовал крохотный цифровой манометр, выведенный на правую манжету. И что особенно ценно, все снаряжение было серого, землистого цвета, а не привычного белого, красного или желтого. В таком попробуй поползать по земле, враз срисуют и свинцовое отравление устроят.
Все медикаменты оказались почти новые. Кто-то перехватил производство и штамповал лекарства, проставляя на них дату, а дата эта не могла не радовать.
Поутру выдвинулись. Хруст решил придерживаться тракта, и, опять же, не валить гуртом. Трое уже сила, а бодро марширующий в закат отряд Борея не может не вызвать вопросов. Остальная группа шла в арьергарде, постоянно пребывая на связи. И, о чудо, Ваха, наконец, заслужил автомат с полным магазином, а это много стоило. Врагу или незнакомцу оружие в руки давать, примерно то же самое, что выстрелить себе в голову. Все одно, сведется к потасовке, расхождению интересов, пьяной драке или другому непрогнозируемому конфликту, и тогда жди беды. Наличие же боевого ствола говорило о полном доверии Хруста к Вахитову, и тот оценил это по достоинству. Перед выходом, плотно подкрепились, понимая, что в ближайшем обозримом будущем так вот просто за столом не посидишь и на вольные темы беседы не поведешь. Впереди несколько недель в опасном рейде, ночевки на земле, караулы, а может и огневой контакт с противником. Всякое могло случиться, и потому, в уюте да тепле, нужно было как следует выговориться.
- А я мир до ядерного удара и не помню почти. – С тоской во взгляде поделился Зяблик. Все собрались за столом, в глубине зала, чтобы никто не мешал. – Мать помню смутно, отца тоже. Я тогда в кадетке учился, отец всегда занятой, с телефона не слезал. Мать в кино снималась. Был я с няней, с Верой, и вот ее я помню хорошо. Она сама приезжая была, откуда-то из-за Урала, раньше учительницей работала, а вышла на пенсию и подалась в гувернантки.