Теа вела себя более чем сдержанно и за четыре месяца, что они провели под одной крышей, не позволила ни себе, ни Августу ничего лишнего. Несколько поцелуев не в счет, но во всем остальном – благовоспитанная дама. В каждом движении и в каждом слове, что бы о ней ни думали окружающие. А думали они о ней то, что и должны были, видя, как они с Августом ведут себя на публике, и при этом зная, что живут они тоже вместе. Но вот что любопытно: подпорченная репутация женщину, похоже, нисколько не волновала. Ей всегда было важнее то, что она сама о себе думает, нежели что думают о ней сторонние наблюдатели.
Многие вещи она на публике не афишировала. Например, то, что отлично знает математику и физику. Но умела она и многое другое из того, что, прямо скажем, было странно для столь образованной и воспитанной дамы. И позволяла себе многое, о чем и не догадывались те, кто судачил за их с Августом спинами. Временами курила трубку. Плавала голой в лесном озере, и притом плавала хорошо. Совсем неплохо метала ножи в цель. Во всяком случае, таким мастерством мог похвастаться не любой кавалер. И каждое утро – со слов Маленькой Клод – изнуряла себя сложными физическими упражнениями, которые называла на греческий манер гимнастикой. Много, трудно, необычно для женщины, тем более для такой красивой женщины. Зато была крепка телом и неутомима, касалось ли это изучения новых для нее областей знания – например, магии и верховой езды, – или развлечений. Вчера, например, на балу у герцогов Конти, танцевала, без отдыха и перерывов, танец за танцем. Только кавалеров меняла как перчатки, и это все.
– Отлично выглядишь! – Комплимент Августа – отнюдь не только дань вежливости. Он сказал то, что думал. Теа выглядела замечательно. Казалось, она даже немного подросла, но дело, разумеется, не в лишних дюймах, а в осанке, прическе и высоких каблуках, которые она носила теперь при любой возможности, даже так, как сегодня, выходя к завтраку.
– Спасибо, Август! Ты, как всегда, мил и галантен, – улыбнулась женщина, присаживаясь на стул, услужливо подвинутый комнатным лакеем. – Просто рыцарь без страха и упрека.
– Le Chevalier suns peur et sans reproche[37], – повторил за ней Август.
Фраза определенно французская. Тут и сомневаться не приходится. Но Август впервые услышал ее именно от Теа, хотя сейчас, с ее легкой руки, это красивое определение мужской доблести пошло гулять по всей столице, подхваченное королевским двором и высшей аристократией.
Вообще, после Большого летнего бала дела, как Август и предвидел, пошли на лад. Они с Теа стали непременными участниками светской жизни: балов, приемов и пикников, устраиваемых самыми известными людьми столицы, не говоря уже об опере и входящих в моду театральных представлениях. Впрочем, кое-куда – а точнее, к некоторым людям – они ходили чаще, чем в другие места. Например, в палаццо Конти, где их принимали как родных. А куда-то не ходили вообще.