Дэвид прилетел сюда не из-за моего увольнения, и не из-за своего чувства вины. Он здесь из-за меня. В другое время его внимание могло бы мне польстить. Но после того, что я услышала от него Майами…
И снова я задалась вопросом, который непременно возникал, когда я начинала думать о случившемся: а так ли велика вина Дэвида? Да, он беспринципный человек, вмешивающийся в жизнь других людей, но если бы Джеймс действительно любил меня, разве удалось бы Дэвиду нас разлучить? Он признался, что познакомил Джеймса с Викторией, но не он спускал с моего несостоявшегося жениха штаны, чтобы тот сделал ей ребёнка.
Раскинув руки, я упала на кровать и уставилась в потолок. Я разрывалась между тем, что чувствовала и тем, что хотела чувствовать. Джеймса я теперь презирала. А Дэвида? Я злилась на него. Его манера поведения выводила из себя. Но то, что я испытывала к нему, нельзя было назвать презрением. И я очень удивилась, поняв, что и о ненависти речи не идёт. Мне было неловко в его присутствии — это да. Как бывает неловко перед человеком, который однажды застал вас в момент вашего главного дерьмо-триумфа.
Но вот он говорит, что я ему нравлюсь. Пусть не сам, пусть мне пришлось вытащить из него это признание, но я нравлюсь Дэвиду Расселу. Сюрприз, сюрприз!
А он мне? Я задумалась.
Это не совсем обычный мужчина. Красивый, успешный, сильный, харизматичный, волевой, решительный — уже одного из этих качеств достаточно, чтобы женское воображение улетело в немыслимые дали. Но вкупе друг с другом, да ещё в одном человеке! Я не покривлю душой, если скажу, что, несмотря на необычность наших отношений, Дэвид мне нравился. И если бы… если бы всё сложилось по-другому…
Внезапно меня озарило, и я села в кровати. Стоп! Так сейчас и есть это самое «по-другому»! У меня больше никогда не будет шанса узнать, чем же я привлекла его. Я хочу польстить своему женскому самолюбию, сходить с ним на ужин и если дело закончится чем-то большим — даю слово, я никогда не буду об этом сожалеть.
Это было против моих правил. Против разумности и рассудительности, в которых я себя обвиняла. Но что если в моей жизни всё изменится, если я стану вести себя по-другому. Я хочу попробовать стать безрассудной. Хочу думать только о сегодняшнем дне и о своём удовольствии. Может, это и есть ожидаемое мной выздоровление? Может, пришло время позаботиться о себе? Не боливийский чистильщик бассейнов, а Дэвид Рассел — что до одного, что до другого мне — как пешком до Луны. Но насколько длинен будет этот поход зависит только от меня.