— Я тоже чувствую это, — сказала я, смотря прямо на его пахнущие кофе губы. — И ещё чувствую, что если перестану быть самой собой, начну с тобой играть, ты уйдёшь намного быстрее.
— Я не хочу уходить. Но мне нужно знать, что ты хочешь, чтобы я остался.
Откровенность Дэвида ошеломила меня. Как и выражение его лица, когда я оторвала взгляд от губ и посмотрела в его глаза. Они потемнели и снова пылали желанием, которое я видела лишь однажды и которое сразило меня властностью и обещанием. С трепетом я провела пальцами по его щеке.
— Останься со мной, — прошептала я.
— Зачем? — задал он мой же вопрос.
— Ты нужен мне. — Я повторила его ответ, прекрасно зная, что Дэвида он не удовлетворит.
— Зачем, Бет?
— Потому что я хочу любить тебя.
Дэвид тепло улыбнулся и, подхватив меня, быстро усадил к себе на колени. Он обнял меня и уткнулся в изгиб шеи, зарываясь лицом в мои волосы.
— Я с самого начала знал, что ты сильнее и смелее меня, малышка. — Отведя волосы, Дэвид поцеловал меня в чувствительное местечко на шее. — Сильная женщина — что может быть желаннее для мужчины?
— Разве что он её любит…
Он вдруг замер подо мной, затем отстранился. Несколько секунд потемневшие серебряные глаза изучали меня, а затем со страстным стоном он накинулся на мои губы.
Я поняла, что главное ещё им не сказано, и мне придётся очень нелегко, чтобы он смог хотя бы узреть эту истину, а не то чтобы признаться в ней. К моему большому удивлению, но Дэвид Рассел любил меня. Теперь я точно это знала.
В середине недели Дэвид неожиданно улетел в Европу. Пятничный обед с его родителями оказался под угрозой срыва, чему в глубине души я была даже рада. Однако мать Дэвида в этом вопросе оказалась более принципиальной. В пятницу утром я приняла звонок от секретаря Элинор Рассел, который в вежливой форме проинформировал, что миссис Рассел будет ждать меня в четыре по полудни в ресторане на углу Девятой и Пятьдесят третьей.
Безличность этого приглашения поначалу меня задела, так, что некоторое время я всерьёз подумывала отменить встречу. Но, поразмыслив, решила этого не делать: мать Дэвида сама установила границы нашего общения, и не мне её осуждать, принимая во внимание какое мнение обо мне у неё могло сложиться после нашего недолгого знакомства. Хотя, о каком знакомстве может идти речь. Оба раза я представала в неприглядном виде: сначала этакой девицей лёгкого поведения, не успевшей покинуть место последней интрижки, а второй — взмыленной истеричкой, едва не ввалившейся на помолвку её родственницы. На месте миссис Рассел я была бы не в восторге от того, что мой единственный сын связался с подобной особой.