Ира говорила себе, что Красильников интересует ее лишь как возможный вариант удачного брака по расчету. На самом деле она кривила душой — неукротимый Валька нравился ей гораздо больше всех остальных ухажеров, вместе взятых. Она предполагала, что и он к ней неравнодушен, ибо равнодушных около нее просто не было. И не могла ожидать, что он с ней так поступит.
Эту историю она пыталась забыть, вычеркнуть из памяти, как страшный сон, но яркие до боли картины возвращались к ней снова и снова. Ира готова была убить Красильникова, задушить собственными руками, а он вел себя как ни в чем не бывало — все также изредка появлялся в институте, проносясь по нему, как вихрь, и увлекая однокурсников на безумные тусовки. С Ирочкой он был приветлив и небрежен, словно и не помнил, что произошло. Он даже не заметил, что она его оставила, — у него были более интересные дела.
Борясь с кошмарными воспоминаниями, Ирина, наверное, сошла бы с ума, если б ее не подхватил один из дальних Валькиных приятелей, с которым она познакомилась в период их сумбурного романа. Тото, как его называли друзья, был бесконечно мудрым и добрым человеком, но при этом глубоко законченным наркоманом. Он довольно скоро подсадил Иру на иглу, и она наконец избавилась от навязчивых видений.
К счастью, в это время наступили каникулы иначе бы Ирина учеба в институте бесславно закончилась. Она почти переселилась в грязную, полную случайного народа каморку Тото, перестала звонить родителям, выходить на улицу, следить за чистотой одежды. Тото относился к ней с нежностью, следил, чтобы не передозировалась, и не давал в обиду своим обкуренным и обколотым приятелям. Он-то и открыл ей главный секрет ее власти над мужчинами. Секрет крылся не в красоте ее тонкого большеглазого лица и не в соблазнительной фигурке — этого добра на свете хватает. Ирочка Венецианова отличалась от других женщин особым внутренним устройством, сводившим с ума любого мужика, который хоть раз оказывался с ней в постели. Тотоха пытался как-то конкретизировать свою мысль, но в его лексиконе для этого не хватало анатомических понятий и художественных образов, и ему в голову приходило только слово «пневматичность».
— Своей п…юшкой ты добьешься чего угодно, — говорил он среди ночи, ласково гладя ее по давно не мытым волосам, — а потому ты скоро от меня уйдешь. Я знаю. Ты далеко пойдешь, моя радость.
Ира слышала его как сквозь туман и не особо задумывалась над этими пророческими словами. Они вспомнились ей много позже, когда она вновь обрела способность адекватно воспринимать действительность. Тото к тому времени канул в небытие, возможно, его даже не было в живых.