– Что? – крикнула Вика. – Так когда ты вернешься? Завтра?
– Недели через две. – Я безуспешно старался перекричать грохот.
– Давай завтра! – тоже кричала Вика. – У тебя там что, битва трансформеров?
– Нет, у меня тут небольшой участок земли, который я пытаюсь обрабатывать, согласно наказам классика.
– Тут мир медным тазом накрывается, а у него участок…
На этой части нашего диспута о теории малых дел связь грохнулась окончательно, а я сам чуть не сверзился вниз, провернувшись вокруг скользкой влажной шеи вождя.
Виктор помахал из кабины.
– Слезай! – ржал тракторист, глядя на мои попытки занять прежнюю позицию.
Вот уж кто не согласился бы с утверждением Виктории о том, что здесь черная дыра. Виктор – городской парень, после практики остался в деревне, взял дом за треть цены и трактор в лизинг. Мечта всех барышень в округе, самый желанный гость, всегда накормлен, всегда обласкан.
– Подбросить? Куда тебе? – снова крикнул он.
Закрепившись, я отрицательно помотал головой. Трактор взревел, как брачующийся бегемот, и пополз дальше. Во рту пересохло, и ощущение конца вселенной надвинулось во всей своей явной простоте и неизбежности. Что происходит? Вой стозевого чудища был на грани переносимости. В сравнении с ним лишние сто метров пешком по чавкающей грязи казались даже привлекательными.
Я облизал губы. Земля снова пошатнулась, угрожающе приблизив грязную лужу в ногах вождя пролетариата. Пора спускаться. Снова провернувшись вокруг шеи памятника, я невольно заглянул ему лицо. Пустые глазницы невидяще уставились на меня. Вождь не давал ответов, лишь показывал рукою на доску почета, где в порядке убывания висели фотографии директора фермерского хозяйства, главного врача, его зама и ветеринарного персонала. Как он сохранился, этот бронтозавр, этот пришелец из прошлого? Кто каждый год обновляет краску? Кому он нужен тут? Прогнав по горлу, как по наждаку, скудную слюну, я обещал себе, что больше никогда не буду пить ничего крепче кофе.
Лимонов в магазине не оказалось, зато меда было в избытке, и не какого-нибудь магазинного, а собственного, фермерского. Продавщица, крутобокая Венера с вангоговской палитрой теней на веках, срезала мне несколько маслянистых квадратов с восковой рамки и сунула в пакет, подмигнув желто-зелено-голубым глазом. На сей раз это был макияж, а не производственная травма, как у Людмилы:
– Чего такой подвешенный? Дятел в голове завелся?
– Точнее не скажешь, – пробормотал я.
– Так я, что ли, говорю: народ говорит, если по-татарски, надо сказать «чеканщик в голове мастерскую открыл».