, а я на F-14 Tomcat – многоцелевую группу авианосцев.
Курс на выживание оказался изматывающим. Нас отправили в поля с использованной посадочной капсулой «Союза», имитируя приземление в удаленном районе, не снабдив ничем, кроме НЗ, положенного для космического корабля. Дима не очень владел английским, а мы с Дагом не блистали в русском, но все трое общались достаточно сносно, чтобы справиться с испытанием. Мы построили шалаш, развели костер и постарались не замерзнуть насмерть в ожидании «спасателей». В первую ночь было так холодно, что мы не могли спать и стояли у костра, медленно поворачиваясь, чтобы ничего не отморозить. В пять утра Дима поступил нетипично для русского, предложив в нарушение протокола построить вигвам для сохранения тепла. Валить деревья с помощью мачете в ледяной тьме зимней ночи было сущим бедствием, но к семи утра мы соорудили хижину из березовых стволов и парашюта «Союза». Теперь мы не умирали от холода, однако вигвам быстро наполнился дымом. Мы опустили головы как можно ниже, чтобы дышать во сне.
В последний день мы совершили марш-бросок через лес – это было упражнение на ориентирование, воссоздававшее встречу с поисковой партией. Пейзаж был ошеломляющий: стволы берез высились на фоне неба, все вокруг укрыто свежим пушистым снегом, снежинки сверкают в утреннем свете. Мы вышли из леса к большому замерзшему озеру. Был мороз, над озером стоял пар, повсюду на льду виднелись русские старики, рыбачившие у лунок. Эта картина запомнилась мне как квинтэссенция всего истинно русского. Словно застывший во времени, как масштабная сцена из фильма «Доктор Живаго», трогательный образ навсегда запечатлелся в моей памяти.
В мае я переехал в Россию, чтобы начать работу в качестве представителя Космического центра имени Джонсона. НАСА и Роскосмос учились совместно готовить интернациональные экипажи к работе на Международной космической станции, и в этом масштабном начинании имелось много возможностей борьбы за власть, конфликтов вследствие различия культур и проявлений самодурства людей с большим самомнением с обеих сторон. Однако мне нравилась работа в Звездном Городке, и я легко прижился там. Я поселился на восьмом этаже одного из панельных советских жилых домов и каждый день шел пешком от дома мимо статуи Гагарина и таунхаусов, где жили американские астронавты во время подготовки к полету, к профилакторию (или просто «профи») – зданию в Звездном Городке, где проходят карантин космонавты и где НАСА были выделены кабинеты.
Иногда мне было трудно разрешать вопросы между русскими и американцами. Разные языки, разные технологии, разные представления о том, как нужно летать в космос. Но мне понравились русские, с которыми я познакомился, и всерьез заинтересовала их культура и история, что стало фундаментом нашего будущего сотрудничества на МКС.