Обычно я только один раз высказываю несогласие с требованием Земли (если, конечно, речь не идет о вопросах безопасности), но, когда она настаивает, поступаю, как велено. Это проще, чем раздувать конфликт из любого разногласия, и экономит душевные и физические силы на случай, если они действительно понадобятся. Однако на сей раз я был глубоко убежден, что не должен уступать.
На следующий день я отправился в российский сегмент и нашел Сашу в тесном пространстве российского шлюзового отсека за работой над одним из скафандров.
– Привет, Саша, – сказал я. – Я обязан тебя кое о чем спросить, хотя лично меня не заботит, что ты ответишь.
– О’кей, – сказал он.
– Я должен спросить, есть ли на борту станции иранский Коран.
Саша поразмыслил и благожелательно откликнулся:
– Это не твое дело.
– Точно, – ответил я. – Не бери в голову.
Я вернулся в американский сегмент и передал этот ответ своему руководству. Больше я об этом деле не слышал.
8 января 2011 г. в Тусоне, штат Аризона, ярко светило солнце, но на космической станции погода была такой же, как всегда, а я чинил туалет. Мне пришлось разобрать его и закрепить детали вокруг себя, чтобы они не разлетались, и я ничем больше не смог бы заниматься, пока не покончу с этой работой. Мы можем при необходимости пользоваться туалетом в российском сегменте, но это неблизкий путь, особенно глубокой ночью, и лишняя нагрузка на ресурсы русских. Туалет – одно из устройств, требующих наибольшего внимания. Если оба сломаются, останется туалет в «Союзе», но надолго его не хватит. Если бы мы летели к Марсу и не смогли починить отказавший туалет, то погибли бы.
Я так погрузился в работу, что не заметил, как телевизионная трансляция была прервана. Мы то и дело теряем сигнал, когда космическая станция уходит с линии визирования между нашими антеннами и спутниками связи, и меня это не обеспокоило. Затем с Земли поступил вызов.
ЦУП сообщил, что глава Офиса астронавтов Пегги Уитсон должна со мной поговорить и будет звонить по каналу связи в закрытом режиме через пять минут. Я не представлял, в чем дело, но ничего хорошего не ждал.
Пять минут – большой срок, если проводишь его за размышлениями, что стряслось на Земле. Возможно, умерла бабушка? Пострадала одна из дочерей? Я не связал мертвый телевизионный экран и телефонный звонок – НАСА намеренно прервало трансляцию, оберегая меня от дурной вести.
Прежде чем отправиться в этот полет, я решил, что в любой экстренной ситуации моим представителем должен быть Марк. Он знал меня, как никто, и я доверил ему решать, что и когда я услышу от него или от другого человека, скажем, врача экипажа или кого-то из астронавтов. Он понимал, что в случае кризиса я, скорее всего, захочу узнать все, и как можно быстрее.