– Давай войдем вместе. В знак солидарности.
– Отлично придумано, брат. Это наше общее дело.
На пару протискиваться через тесный люк неудобно, но все присутствующие на той стороне встречают нашу задумку улыбками. Когда мы оказываемся на станции, я обмениваюсь рукопожатием с Антоном.
Я обнимаю Терри Вёртса, Саманту Кристофоретти. Первая итальянка-астронавт, скоро она установит и рекорд длительности пребывания женщины в космосе.
Наши семьи на Байконуре ждут телеконференции, которую мы сможем провести из русского служебного модуля. Я пускаюсь в путь и сворачиваю не туда. Как странно снова здесь оказаться! Парение внутри станции вызывает знакомые чувства и в то же время дезориентирует. Идет лишь первый день.
Когда пропадает аромат космоса, я различаю уникальный запах МКС, такой же знакомый, как запах дома, где прошло мое детство. Он складывается главным образом из газов, выделяемых оборудованием и всем прочим, – на Земле мы подразумеваем нечто подобное, когда говорим про «запах новой машины». Здесь этот запах сильнее, поскольку частицы пластика невесомы, как и молекулы воздуха, и примешиваются к каждому вдоху. Кроме того, немного пахнет мусором и человеческим телом. Мы запечатываем мусор предельно тщательно, но избавиться от него можем лишь раз в несколько месяцев, когда прибывает грузовой корабль, превращающийся в мусоровоз после разгрузки.
Шум вентиляторов и гудение электроники оглушительны и непрерывны. Кажется, нужно напрягаться, чтобы тебя услышали, хотя по опыту я знаю, что привыкну. В этой части русского сегмента особенно шумно. К тому же здесь темно и холодновато. Я вздрагиваю, осознав, что проведу здесь почти год. Во что я ввязался? Мгновение я думаю, что это самый глупый поступок в моей жизни.
Добравшись до cлужебного модуля, я сразу замечаю, что в нем намного светлее, чем в прошлое мое пребывание. Очевидно, русские перешли на более эффективные лампочки. И не такой беспорядок, как тогда. Видимо, Антон старался продемонстрировать Геннадию свои организационные навыки. Геннадий помешан на чистоте и аккуратности русского сегмента МКС.
Во время телеконференции наши семьи могут видеть и слышать нас, а мы их только слышать. Раздается громкое эхо. Связь организована не лучшим образом. Шарлотт делится впечатлениями от запуска, я коротко разговариваю с Самантой, с Амико. Здорово слышать их голоса, но я понимаю, что мои русские коллеги ждут своей очереди, чтобы пообщаться с близкими.
По окончании звонка я отправляюсь вместе с Терри и Самантой Кристофоретти в американский сегмент, где проведу бо́льшую часть предстоящего года. Хотя МКС представляет собой единую конструкцию, русские живут и работают преимущественно на своей половине, а все остальные – в «американском сегменте». У нас гораздо темнее, чем я ожидал, – перегоревшие лампы никто не менял. Это не вина Терри и Саманты, а следствие консервативного подхода Центра управления полетами к нашему снабжению, который я наблюдал еще во время моей предыдущей экспедиции. Я решаю сделать одной из задач на грядущие месяцы совершенствование использования ресурсов, поскольку мне предстоит пробыть здесь очень долго и хорошее освещение жизненно важно.