Вахрамеев Спиридон, 60 лет. Крестьянин… — Мы на Кунгур пробирались. Поездов нету. Сутки ждем, другие. Другой придет — не влезть. А тут прилетел совсем пустой. Я говорю старухе: «Сесть надо». Она — туда. Гляжу, вертается — лица на ней нет. «Батюшка, — говорит, — царь там, царь». Не поверил я, побег, и на самом деле он. Стоит, в окошечко смотрит, жалостно так.
Вахрамеева, 58 лет. Крестьянка… — Так ведь неграмотная я. Мужик уж скажет. А я неграмотная…
Краска, 35 лет. Бывший министр общественного благополучия Комитета членов Учредительного собрания… — Прекрасно вижу предъявленную карточку и узнаю изображенное на ней лицо: это Ребров — комиссар. Реброва я знал еще в Перми. Его вызвали в Екатеринбург, как мне говорили, для чрезвычайно важного дела. Потом он совершил какую-то поездку, но цели ее и назначения я знать не мог. Зато прекрасно помню, что незадолго до взятия Екатеринбурга войсками Народной армии он отправился туда (с какой целью, не знаю, но предполагаю, что на подпольную работу). Позднее узнал, что поехал он вдвоем с дочерью известного революционера Шатрова и под фамилией Чистякова. Дальнейших сведений о нем не имел. Знаю его как человека решительного, дерзкого и безусловно способного принести много вреда в нашем тылу. Он высок, наружность, я бы сказал, открытая и, пожалуй, привлекательная. Молчалив и сдержан. Говорили — силен…
Валя с трудом дочитала показания.
«Значит, правда, они предполагают, что Ребров увез царя, — подумала она, — теперь не выпутаться». И вдруг полное безразличие охватило ее. Она равнодушно закрыла папку и положила ее на стол.
Следователь внимательно наблюдал за Шатровой, и, как только она кончила читать, он быстро сказал:
— Говорите, где Ребров?
— Я не желаю отвечать на вопросы.
— Вы получите свободу, если скажете, где Ребров, — пообещал следователь.
— Что? Ха-ха-ха, — засмеялась Шатрова.
Следователь вскочил на ноги.
— Молчать! — крикнул он, потом вдруг, очевидно сдерживая себя, замялся и тихо сказал: — Идите.
— Сука, — пробормотал он себе под нос, когда Шатрова вышла.
В июле белые уходили с Урала навсегда. За сутки до падения Екатеринбурга к тюрьме подошел большой отряд Народной армии. Застучали тюремные калитки. Надзиратели забегали по гулким коридорам.
Они подбегали к камерам и выкликали по спискам арестантов.
— Шатрова! — крикнул старший надзиратель в женском отделении.
— Я!
— С вещами! — предупреждали надзиратели.
Скоро на тюремном дворе мокло под дождем несколько сот арестантов, навьюченных узелками, корзинками, постелями. В тюрьме остались только уголовные и те, кто сегодня доживал последнюю ночь.