Лейси улеглась на живот, и рука сама нашла подушку Ланса. Боже, а это что? Вдруг откуда‑то из‑за наволочки выпал маленький бумажный квадратик. Она медленно развернула его и задрожала всем телом, узнав знакомый небрежный почерк. Да‑да, это писал Ланс! Похоже, она нашла черновик — слова и целые строчки были зачеркнуты, а на полях остались изображения маленьких колокольчиков и птиц. Видимо, Ланс машинально рисовал их, обдумывая текст.
Кровь бросилась ей в лицо — ведь перед ней были прощальные слова от Ланса, о которых она узнала только сейчас. В горле стало сухо, а сердце запрыгало в груди. Нет, у нее не хватит сил прочитать это.
Но и не прочитать она не могла. Лейси на мгновение зажмурилась, потом, собравшись с духом, стала читать.
«Лейси, любимая, обещаю тебе…
Обещаю сидеть в первом ряду на всех твоих концертах,
Обещаю наливать тебе вино по вечерам, и кофе — по утрам,
Обещаю поддаваться в «Скрабл», а в карты — никогда,
Обещаю любить тебя каждый день, до конца жизни».
Лейси не заметила, как смолкла гитара и как тишину заполнили ее всхлипывания. Но почувствовала, как Элай взял ее за руку.
— Это… Он писал свои клятвы, — пояснила она. — О боже, Элай… Он, наверное, спрятал листок в подушку, а я‑то и не знала. Ох, как мне жаль! Как мне больно! И уже ничего нельзя исправить, можно только плакать…
Лейси машинально потянулась к Элаю и уткнулась заплаканным лицом ему в грудь. Он стал гладить ее по волосам и что‑то шептать ей в ухо.
«До конца жизни…» Что ж, так и вышло. Ланс сдержал все свои клятвы. Он всегда оберегал ее и до самого последнего дня ничего не говорил о своей боли. Он отлично притворялся.
Она все плакала и плакала, вспоминая, как Ланс всегда подавал ей утром кружку свежего кофе. И как поддавался ей, играя с ней в «Скрабл», хотя им обоим было ясно, что она часто придумывала несуществующие слова. И в «Техасский холдем»[15] поддавался — Ланс играл великолепно, у нее просто не было бы шансов его победить. Кстати, хорошее название для песни — «Не везет в картах». Лансу бы понравилось. Он всегда ее хвалил, если ей удавалось придумать что‑то стоящее.
Черт побери, как она может думать о песнях в такой момент?!
А вдруг… Да‑да, песни! И Ланс! Эта мысль придавила ее подобно многотонной кирпичной стене. Она даже перестала плакать. И не заметила, как выронила листочек.
Ведь ее новая песня была вовсе не о Джаксе. Она потеряла в себе не его, а Ланса. Это Ланс всегда будет жить в ней. И это означает… Да‑да, совершенно верно! Выходит, что вдохновение покинуло ее вовсе не из‑за секса. Все это время дело было только в Лансе.