— Этого я не смогу объяснить вам даже по-английски. К тому же я не англичанин.
— Алло, мэм, — перебил Мартин, — зато я из Штатов. Знаете песенку: «Янки Дудль был в аду… Говорит: «Прохлада!»» Уверяю вас, мэм, в этом аду жарче.
Она рассмеялась:
— Что же мне делать с вами?
— Я бы промочил горло, — сказал Мартин.
— Идите за мной. В раздевалке никого нет, а швейцара я отпустила. Вам везёт, мсье.
Мы прошли за ней в слабо освещённую раздевалку. Мне бросились в глаза немецкие военные плащи на вешалке и офицерские фуражки с высокими тульями. Сбоку находилась крохотная комната-чуланчик без окон, оклеенная страницами из киножурналов. Вмещала она только два стула и стол с толстой регистрационной книгой.
— У вас отель или ресторан? — спросил Мартин у женщины.
— Офицерское казино.
Я впервые взглянул ей в лицо и обмер. Даже не обмер, а онемел, остолбенел, превратился в подобие жены Лота. Она тотчас же насторожилась.
— Вы чему удивляетесь? Разве вы меня знаете?
Тут и Мартин сказал нечто. По-русски это прозвучало бы так: «Ну и ну… совсем интересно».
А я все молчал.
— Что всё это значит, мсье? — удивлённо спросила женщина.
— Ирина, — сказал я по-русски, — ничего не понимаю.
Почему Ирина здесь, в чужих снах, в платье сороковых годов?
— Боже мой, русский! — воскликнула она тоже по-русски.
— Как ты здесь очутилась?
— Ирэн — это моя подпольная кличка. Откуда вы её знаете?
— Я не знаю никакой подпольной клички. Я не знаю, что у тебя она есть. Я знаю только то, что час назад мы с тобой ужинали в отеле «Омон» в Париже.
— Тут какое-то недоразумение, — сказала она отчуждённо и холодно.
Я вскипел:
— Меня не узнала? Протри глаза.
— А кто вы такой?
Я не замечал ни этого «вы», ни платья сороковых годов, ни обстановки, воскрешённой чужими воспоминаниями.
— Кто-то из нас сошёл с ума. Мы же с тобой приехали из Москвы. Неужели ты и это забыла? — Я уже начал заикаться.
— Когда приехали?
— Вчера.
— В каком году?
Тут я просто замер с открытым ртом. Что я мог ей ответить, если она смогла это спросить?
— Не удивляйся, Юри, — шепнул сзади Мартин: он ничего не понял, но догадался о причине моей взволнованности. — Это не она. Это оборотень.
Она всё ещё смотрела отчуждённо то на меня, то на Мартина.
— Память будущего, — загадочно произнесла она. — Наверно, он думал об этом когда-нибудь. Может быть, даже встретил вас и её. Похожа на меня? И зовут Ирина? Странно.
— Почему? — не выдержал я.
— У меня была дочь Ирина. В сороковом ей было около года. Её увёз в Москву Осовец. Ещё до падения Парижа.
— Какой Осовец? Академик?
— Нет, просто учёный. Работал с Полем Ланжевеном.