— А у нас чубы трещат, — сказал я.
Мне показалось, что стало светлее. Зернов тоже это заметил.
— Сколько ступенек видите? — спросил он.
— Десять, — посчитал я.
— А было шесть, сам считал. Остальное — красная каша. Надоел мне этот «островок безопасности». Спина болит. Может, рискнём… ко мне в номер? Отдохнём, по крайней мере, по-человечески.
— Мой выше этажом.
— А мой рядом. — Зернов указал на ближайшую дверь, ещё тонувшую в красном дыму. — Рискнули?
Нырнув в струящееся красное облако, мы осторожно приблизились к двери. Зернов открыл её, и мы вошли.
Но комнаты не было. Ни потолка, ни стен, ни паркета. Вместо него открывалась широкая дорога, серая от пыли. И все кругом было серым — придорожные кусты, лес за кустами, уродливый, гротескный, как на рисунках Гюстава Доре, и небо над лесом, по которому ползли грязные, лохматые облака.
— Вот и рискнули, — сказал Зернов, оглядываясь. — Куда же это мы попали?
Справа дорога сбегала к реке, закрытой пригорком, слева поворачивала за широченным дубом, должно быть в четыре обхвата, и тоже серым, словно припудренным мелкой графитной пылью. Оттуда доносились звуки пастушьей или скорее детской дудочки, потому что уж очень примитивной и однообразной была проигрываемая ею мелодия с назойливо тоскливым рефреном.
Мы перешли на другую сторону дороги и увидели странную до неправдоподобия процессию. Шло несколько десятков ребят, как у нас говорят, младшего школьного возраста, в одних рубашках до колен или в штанишках, в каких-то нелепых кацавейках и колпачках с кисточками. Впереди шёл лохматый человек в такой же нелепой курточке и коротких штанах. На длинные шерстяные чулки были надеты грубые башмаки с жестяными пряжками. Он-то и выдувал на своей дудке гипнотизирующую ребят песенку. Именно гипнотизирующую: дети двигались как сонные, молча, не глядя по сторонам. А вожак играл и шагал тяжёлым солдатским шагом, подымая слежавшуюся серую пыль.
— Эй! — крикнул я, когда эта непонятная процессия поравнялась с нами.
— Оставьте, — сказал Зернов, — это сказка.
— Какая сказка?
— Гаммельнский крысолов. Разве не узнаете?
Вдали в проёме искривлённого леса подымались скученные готические кровли средневекового города. А дети шли и шли мимо за гипнотизирующей дудочкой крысолова.
Я хотел было схватить крайнего, босого, в рваных штанишках, но споткнулся обо что-то и грохнулся на дорогу. Никто даже не обернулся.
— Странная пыль, — сказал я, отряхиваясь, — не оставляет следов.
— А может, и вообще нет никакой пыли? И дороги нет? — Зернов усмехнулся и прибавил: — Ложная жизнь, помните?