Несколько минут я в центре внимания, жму руки, подставляю щеку для поцелуя, позирую Володе. Но ее нигде нет, и в животе появляется неприятный холодок.
— Ева возле актового зала, — шепчет мне в ухо Ленка.
Я недоуменно смотрю на нее.
Ленка обиженно хлопает глазами, морщит лоб, фыркает. Она ко мне со всей душой, а я идиот. Как обычно.
— Явится, — говорю я комсоргу.
И тут же является Ева. Светлые волосы подстрижены по-новому. Карие глаза, опушенные длинными ресницами, сияют ярче прежнего. Темные брови так же непозволительно густы. И ростом стала выше, к своим ста семидесяти еще добавила сантиметров пять.
— Каблуки, — шепчет Ленка.
Я, наверно, успел покраснеть и побледнеть, но, к счастью, на мне загар индейца. С таким загаром и Ева не страшна.
— Привет, — киваю я.
— Привет, — улыбается Ева.
Она всем улыбается, не только мне. И спешит к своим подругам Светлане и Нине. Эти девули с первого дня выделили друг дружку. Все высоки, все стройны, все минчанки. Большинство в нашей группе из разных городов и весей, но элита только они: Ева, Светлана, Нина. На первом месте всегда Ева.
Год назад мы отправлялись на свою первую картошку. Девчата с криком и писком полезли в грузовые машины с наращенными бортами, ребята помогали им, и я впервые прикоснулся к руке Евы.
— Тебя как зовут?
— Ева.
Она произнесла — Эва, на польский манер. В машину я ввалился последним. Ева подобрала длинную ногу, махнула рукой:
— Садись.
А у меня уже готова была фраза:
— Я хоть и не Адам, но внук Адама. Моя мама Лидия Адамовна.
Ева засмеялась, сверкнув крепкими зубами, и я понял, что рядом с ней мне всегда будет не по себе.
Тогда мы еще по-детски придавали значение оценкам, а у нас с Евой после вступительных экзаменов по девятнадцати баллов из двадцати.
— Умненькая? — спросил я.
— Ты должен быть умнее, — сразу расставила все по местам Ева.
И вот целый год позади, а у нас с Евой не разбери поймешь. Она не то чтобы равнодушна ко мне, но непостоянна.
— Ихняя сила в этом и есть, — подмигивал Володя.
Я злился.
— Какая сила?
— Ихняя.
— В чем выражается?
— Чтоб увернуться.
— А дальше?
— Пока не поймаешь.
Сам Володя поймал все сразу. На картошке он три дня присматривался, на четвертый остановился возле Светланы: эта.
— У нее жених, — предупредила его Ева.
Ева легко выдавала чужие секреты и не подпускала к своим.
— Какой такой жених?
— Парень у нее в армии.
— Он в армии, а я здесь.
И Володя принялся за дело. С утра до вечера снимал Светлану разными камерами и объективами. До утра сидел на крылечке дома, в котором жили красавицы. Подбрасывал в форточку цветы, сорванные в соседних палисадниках. На пятый день осады изобразил из себя Симеона-столпника. Возле хаты был столб на бетонной подпоре, при желании на него можно влезть.