Парень, понимая, что всё пошло, как по маслу, вцепился в её волосы, запустив пальцы в них и придерживая голову в страстном поцелуе. Женщина заелозила ладонями по его гладкой коже. Он перешел на пуговицы её пальто, и она снова попыталась воспротивиться.
— Не надо, ИльХун… — но голос её уже был сладострастен, а губы пылали, жаждая дальнейшего.
— Ну, что Вы, перестаньте… — сведя с её плеч верхнюю одежду, он подхватил её под бедра и, подняв, донес до кухонного стола. — Вы же сами тоже хотите!
— Я… нет! Я не должна, — ДжеНа безвольно опустила руки, глядя, как он, трясясь от напряжения, расстегивает её блузку на груди.
— Вы кому-то что-то должны? Вы-то? Не верю, — ИльХун снова закрыл её рот поцелуем и, распахнув шелк, забрался ладонями под бюстгальтер.
Женщина сделала последнюю попытку отодвинуться, но, подумав о том, что её гложило в последнее время, о страхах потерять независимость, свои привычки и нравы, попасть в плен жестоких и серьёзных чувств, привязаться до того, что жизнь будет испорченна; молниеносно подумав обо всем этом, ДжеНа сдалась. Какой же она стала слабачкой с ЧанСобом! Да, она любила его, но как же он вил из неё веревки! Она потакала всему, но всё бы было нормально, если бы не ещё один, первенствующий страх, что изменившуюся, ЧанСоб разлюбит её, что такая — одомашненная, верная, послушная, она не нужна будет ему. Она станет тридцатилетней теткой, а не той девушкой, которой он стал её видеть, и эта зрелая, тоскливая женщина, не сможет разжечь пожара. Сколько раз у неё это было! Мужчины разбивали ей сердце, когда она думала, что вот-вот дело придет к браку и у неё будет семья. Но нет, не нужны никому вчерашние принцессы, нынче довольствующиеся мытьём посуды и счастливые от того, что можно вместе поужинать и посмотреть слезливый фильм. А ради чужих временных привязанностей стоит ли самой терзаться и ломать то, что было для неё обыкновением, приятным и манящим?
ИльХун задрал её узкую юбку, под которой, даже зимой, обнаружились чулки. Впервые видя такую откровенную и сексуальную женщину, парень даже слегка растерялся, замешкавшись на миг. ДжеНа поцеловала его легко в щеку, пробуждая, и прошептала на ухо, что с ней он может не волноваться о предохранении. Молодой человек продолжил натиск, вдохновленный и нетерпеливо стремящийся к новым ощущениям. С НамДжу всё было так мило, так простовато, хотя каждый раз перейти к сексу — это целая эпопея и многоступенчатая система прелюдий, а тут — тут совсем другое. Страсть, порыв, действия наугад, но при этом это взаимодействия опытных сторон. Как же упруги были её ноги, бедра… Парень развел их и приспустил свои штаны на резинке, в которых бродил по общаге. ДжеНа подалась на встречу, погладив его возбужденную плоть. Через миг он вошел в неё и они задвигались в едином ритме преступной похоти; два человека, понимающих, что у них есть кто-то другой, но не желавших признавать, какую они подлость совершают по отношению к тому, что остался в безвестности их поступка. Мадам Ю громко простонала и выгнулась назад, открыв ИльХуну шею для поцелуев. Ему показалось, что в жизни ещё не доводилось испытывать такого наслаждения. Соблазнить столь взрослую женщину и иметь её — это особенно, это своеобразное геройство, без внедрения в которое юность считала себя зря проходящей.