— Никакого Сингапура, — отрезал Джин мягко, как ломтик подплавленного масла. — Мы встретимся в Макао, на нейтральной территории. Джиён со своими людьми и мы, тоже не вдвоём.
— Значит, всё-таки боишься? — ухмыльнулась Дами.
— Это называется благоразумием и предусмотрительностью. Я не думаю, что он убил бы меня, но взять в плен или в заложники ему ничего бы не стоило. А что, если ты для этого меня туда и заманиваешь? — несерьёзно, игриво поинтересовался Джин. Девушка развела руками.
— Если это так, и мне нужно тебя куда-то заманить, то тебе придётся быть начеку всю жизнь, ведь я привыкла добиваться задуманного.
— Я уже в главных твоих сетях, куда меня ещё можно тянуть? — Подойдя к ней, мужчина положил руку на её талию, провел ей вверх, остановив ладонь между лопаток и погладив сквозь тонкий шелк блузы. Под ним выпирала застежка бюстгальтера. Хотелось её расстегнуть движением пальцев и, развернув на себя Дами, примкнуть к её обнажившейся груди, до которой он добрался бы, разорвав пуговицы блузке-помехе. Но он не будет этого делать, пока она сама, по-настоящему, не захочет неистово и страстно, невыносимо. Когда Дами не просто согласится на выплату брачного долга, а когда готова будет исполнить это в виде спаривания, случки, слияния, единения, любви, откровенной и дерзкой, пристойной и стыдливой — всякой, тогда он возьмет её, и выполнит все желания, её и свои, проверяя, насколько они у них совпадают. Джин поцеловал её в уголок губ, ненадолго прижав к себе и отпустив. — Я приму душ перед сном. Уступить тебе очередь или идти первым?
— Иди первым, — не думая, ответила Дами, отворачиваясь, словно услышала в его вопросе намеки на прелюдию или принуждение к чему-то. «Разумеется, она думает, что за омовением следует постель» — хмыкнул неслышно Джин.
— Или примем вместе? — сказал он, войдя в ванную и, включив воду, развернувшись к жене.
— Не думаю, что я готова к подобному, — пробормотала она, с возмущением замечая, как жаром пылают её щеки.
— Ну, стоит ли изображать передо мной стыдливую невинность? — без язвительности, с юмором укорил дантист. Схватив с трубы полотенце, Дами замахнулась им и ударила его по плечу.
— Я ничего не изображаю! — Ярость выплеснулась и, сойдя пеленой с глаз, открыла сморщившегося Джина, которому она ударила точно в то место, куда вчера попала пуля. — О! — отбросила она орудие избиения и растеряно протянула руки вперед, не решаясь коснуться мужа. — Прости, прости, пожалуйста! Джин, ради Бога, я не хотела…
— Ничего страшного, — прошипел он, прижав повязку под рукавом к плечу. Боль была мгновенной и острой, но тут же начала отступать. Дами всё же легко положила свои пальцы чуть выше заживающей потревоженной раны.