— Она девственница, — почти сквозь зубы произнёс наёмник.
— Да? — Телохранитель сингапурских боссов вернул взор к Николь, но там не возникло больше уважения, интереса или восхищения, это было всё то же не изменившееся желание, которое младшая дочь Дзи-си сама и пробудила в том, с чьей помощью пыталась вызвать ревность Сандо. Хенкон улыбнулся. — В любом случае, она совершеннолетняя девственница, и я её ни к чему не принуждаю.
— О чём вы говорите? — не выдержала Николь, встряв в беседу.
— Этот тип, — не стал скрывать Сандо, — принимает тебя за шлюху.
— Врёшь! — прищурилась девушка.
— Зачем мне это?
— Ревнуешь, — почти победно заявила она. Золотой осторожно выдохнул, без лишнего шума. И вот как ей объяснить, что это истинная правда? Но докладывает он об этой правде с радостью потому, что действительно не хочет, чтобы бедную обиженную любовью и вниманием дурочку поимел самец, который того не стоит.
— Обязательно, — отмахнулся Сандо, не теряя своей обычной равнодушной манеры, и собрался уходить. — Когда соберётесь шпилиться — предупреди заранее, запасусь чипсами и пивом для просмотра.
— Куда ты уходишь? — не сдержалась, чтобы не попытаться остановить его Николь.
— На свидание.
— С кем это? — Изображение насмешки вышло неумелым, и нервная зависть пересекла лицо девушки.
— Что ж тут, девиц мало? Уж пожалуй, найду с кем.
— Врёшь! — ещё раз повторила Николь.
— Везде-то ты видишь ложь. А знаешь, что люди видят в других то, чем отличаются больше всего сами? Стало быть, это ты сейчас меня ревнуешь, не так ли?
— Ещё чего! — Николь откинула назад волосы и вернулась к телефону, записав в переводчик что-то и показав Хенкону. Он прочёл и уставился на горизонт, а Николь, выгнувшись намеренно так, чтобы бёдра её упёрлись как раз в ширинку парня, стала показывать ему что-то далеко-далеко, между небом и землёй, пытаясь с помощью гаджета рассказывать о виднеющихся холмах, горах, далях и едва различимых заснеженных пиках. В безветренную погоду, когда песок и пыль не поднимались, тонкая белая линия отчётливо виднелась вдали.
Сандо посмотрел на то, как тесно сошлись ниже пояса два тела. Затянутая в спортивные штанишки худая задница Николь и мужичий опасный перед с кожаным ремнём над ширинкой потёртых джинсов. И как-то неприятно и гадко стало; едва он додумал, что они могли бы раздеться и соединиться, как Сандо готов был швырнуть вниз их обоих. Плоская попка, которая не привлекала его внимания, над которой он потешался, называя слишком тощей и костлявой, вдруг стала какой-то слишком его собственной, чтобы подставляться другому. Но разве у вольного брата может быть что-то своё? Особенно девушка. Разве у золотого может быть девушка? Он дважды ограждён от привязанностей, и не имеет права покушаться на обладание какой бы то ни было задницей. Чтобы не потерять самообладание, Сандо вышел с балкона и быстро покинул крыло особняка, стремясь к тренировочному залу. Но перед глазами продолжала стоять изогнувшаяся Николь, протягивающая руку вперёд, тыкающая пальчиком на что-то впереди, и Хенкон, опирающийся на перила возле неё, так что едва не лежит на её спине, своим пока ещё укрытым под бляхой ремня пахом вжимаясь в копчик девушки. Над штанишками вечная открытая майка на тоненьких лямках задралась, обнажив полосу талии, впадинка позвоночника вела вниз, краешек торчавшей ткани позволял узнать, что на Николь красные трусики. Хенкон не мог не заметить тоже. Сволочь! И поделом, он прав, Николь — легкодоступная давалка. Они друг друга стоят. Сколько она его, Сандо, знала, прежде чем начать домогаться и делать вид, что влюблена? Дня три или четыре? Беспутная дешевка, ещё и на него пытается повесить вину за своё падение? И вообще, с каких пор девственность — показатель порядочности? Может, она уже отсосала половине Синьцзяна, или ещё куда позволяла мужчинам собой овладевать… Стерва! Ведьма!